Да они же так вот-вот продуют, блин.

Отставая на одиннадцать очков, они никак, мать их, не могут собраться. На каждый их бросок сборная Грейвена забивает трехочковый. На каждый трехочковый, забитый Мэддоком, они получают свободные броски за чертовы фолы.

Хотелось бы мне знать, что сегодня опять с этими мудаками, рефери. Они наказывают только нас, даже когда Кэп явно получает локтем по подбородку.

Он сдержался, зная, чего будет стоить его реакция. Но, к сожалению для того чувака, Ройс все видел и без колебаний отвесил тому по позвоночнику. Теперь он стонет на скамейке.

Мэддок проносится по площадке и занимает нужную позицию в идеальное время, чтобы Мак передал ему мяч для идеального броска.

Команды идут ноздря в ноздрю, и все в спортзале уже стоят, но слышен лишь скрип кроссовок по отполированному полу и удары мяча.

Они собираются, отставание вдруг сокращается до двух очков, и все знают, что мяч идет к здоровяку. Защитники бросаются к нему.

Он умудряется подпрыгнуть и поймать передачу, но, когда он подпрыгивает для броска, его отталкивает один из грейвеновских придурков. Мэддок падает, скользя по полу.

Ройс бросается вперед, готовый уложить мудака, но Кэп блокирует его грудью в грудь, пока Мак помогает Мэддоку встать.

На этот раз все слишком очевидно, рефери не могут притвориться, будто ничего не видели, и игроку звездной команды Брейшо разрешают сделать три свободных броска.

Мои губы медленно расплываются в ухмылке, а толпа выходит из себя от восторга. Они знают, что их парень не промахнется.

Как будто это проще простого, первый, второй, третий. Команда Брейшо вырывается вперед на одно очко за две секунды до окончания матча.

Мяч пасуют, потом следует вялая попытка забросить его в кольцо через всю площадку. Он пролетает мимо сразу после гудка, сообщающего об окончании финальной игры. Брейшо-Хай впервые становятся чемпионами округа.

Они прыгают, обнимая друг друга и сталкиваясь грудью, и каждый из моих парней бросает взгляд на меня. Их лица светятся от гордости.

Вы молодцы, парни.

Мэддок подмигивает, и все трое поворачиваются.

Отказавшись пожимать соперникам руки, «Волки» с высоко поднятыми головами шагают в свою раздевалку. Игроки сборной Грейвен медленно выходят вслед за ними.

Трибуны быстро пустеют. Болельщикам Брейшо не терпится отпраздновать, остальные хотят уйти прежде, чем на площадке снова появится проигравшая команда.

Рядом со мной оказывается улыбающаяся Виенна.

– Привет.

– Привет.

– Скучала по мне? – спрашивает она.

Я морщусь.

– Ты уезжала?

Она пожимает плечами, губы вытягиваются в линию.

– Ездила домой ненадолго, вернулась, снова поехала домой, думала, может, ты заметила.

– А, да, Виктория мне говорила, – я киваю.

Она слегка морщит нос.

– Ага, мой отец по полной посадил свою печень и был совсем плох. Что удивительно, он попросил меня приехать, и социальная служба решила, что это хорошая идея. Они сказали, что мне будет полезно провести с ним немного времени, пока он трезвый – и на случай, если он отбросит коньки, – она закатывает глаза, произнося это немного быстрее, чем обычно. – Вот только они не знали, что его мерзкая подружка таскала ему шкалики, пока доктора не видели. Ну, как бы там ни было, он такой жалкий. – Она оглядывается.

Я пронизываю ее взглядом.

– С тобой все в порядке? Ты как будто немного на взводе.

– А? – она снова смотрит на меня и улыбается. – О, да, я в норме. Эй, а ты не хочешь по-быстрому сбегать покурить? У меня есть готовый косячок.

Я бросаю взгляд на двери раздевалки. Тренер наверняка закатит долгую речь в духе «вы, мать вашу, круты», а потом, как сказал Мэддок, им придется дать интервью.

– Они все равно будут не скоро. – Она тихо смеется.

Я пожимаю плечами:

– Конечно, почему нет.

Я встаю со своего места, кивая Басу на выходе.

Он хмурится, переводя взгляд с меня на Виенну, но я не останавливаюсь.

– С ума сойти, какие вы с Викторией стали крутые.

– Что? Что это значит? – я оглядываюсь вокруг, следуя за ней и сворачивая за угол, где нас никто не увидит.

Она не отвечает, вместо этого доставая косяк и зажигалку, но мешкается с ними. Она дважды роняет косяк, а ее большой палец то и дело соскальзывает с колесика зажигалки.

Я пристально смотрю на нее, видя, как она суетится.

– Ты под чем-то?

Она вскидывает голову, ее глаза округляются.

– Знаешь что… Я пас, – я передумываю и приподнимаю руки в карманах куртки, пятясь. – Я подожду внутри.

Я поворачиваюсь и иду обратно, но она вдруг выкрикивает:

– Прости!

Я глубоко выдыхаю.

Вот почему заводить друзей – в конце моего списка!

Я оборачиваюсь и вижу ее прямо за собой. Мою руку прожигает укол, и я успеваю заметить, как она выдергивает иглу.

Я вскидываю другую руку, хватаю ее за горло, а из ее глаз уже текут слезы.

– Это что, на хрен, было?

– Прости, – выдыхает она, хватаясь своей рукой за мою.

Я сжимаю ладонь, но мой захват не становится крепче.

Я толкаю ее, но она все еще стоит.

Я пробую сдвинуться с места, но ничего не происходит.

Мои ноги сгибаются в коленях, я падаю лицом вниз, глаза заволакивает туман, вокруг пляшут тени, на которых у меня не получается сфокусировать взгляд. Шаги по тротуару отдаются эхом в моих ушах, я пытаюсь заговорить, но не могу издать ни звука.