схватив телефон, напечатал:

Я: Юджин?

Неизвестный: Угадал.

Он отправил мне смайлик, а мне совсем не было смешно. Хотелось достать его через экран и отвесить пару ударов.

Я: Как ты узнал мой номер?

Неизвестный: Откопал. Не суть вообще. Я бы на твоём месте беспокоился о другом.

Я: И о чём же?

Неизвестный: О том, как много тебе твоя девочка не договаривает.

Я: Зачем ты в это лезешь? Это не твоя забота, я в прошлый раз, по-моему, ясно это преподнёс.

Неизвестный: Я не прощу ей то, что она променяла меня на тебя. Она бросила меня из-за тебя.

Я: Видимо, из тебя плохой любовник, если от тебя девочка убежала.

Мне стало весело. Драконить его, выводить из себя — правда забавное дело.

Неизвестный: Я начну с малого. Но вскоре она заплатит за всё сполна.

Его угрозы в адрес Лауры я не мог оставить без реакции. Кулаки сжались так сильно, что наружу выпирали костяшки. Пальцы безудержно быстро клацали гневный ответ, но остановились. Остановились, когда он прислал мне фотографию и видео.

Помутневший рассудок. Немые руки. В глазах помутнело, и я старался понять, не мерещиться ли мне?

Мне стоило пяти секунд, чтобы всё понять и свернуть фото. Мне не хотелось смотреть. Я не чувствовал отвращения к Лауре — ни в коем случае. Я чувствовал сожаление, сострадание, а вместе и с этим гнев, который будет вымещен на этом подонке, стоит мне просто увидеть его на улице.

Юджин заблокировал меня — я не смог написать ему что-то. Он просто прислал мне снимки для раздумий? Для предупреждения? Что он хотел этим сказать? Или он думал, что я отвернусь от девушки, узнав правду, и у него появиться возможность быть с ней опять?

Моё мужское сострадание к маленькой, невинной девочке, которая прошла через то, что нельзя назвать ненормальным, было огромным. Это неправильно, незаконно. Это кощунство. Нечеловеческий поступок.

Видео я смотреть не стал, потому что оно было слишком, а вот фотографию открыл снова, но лишь для того, чтобы посмотреть, сколько ей было лет. На фотографии Лаура лежит на кровати с оголённым бедром, а верхнюю часть её тела прикрывают мужские руки. Они веселились, когда она умирала изнутри. Её лицо неживое, а глаза закрыты. Должно быть, её чем-то накачали, и она уснула. На вид ей всего четырнадцать.

И осознание пришло ко мне: именно об этом случае рассказывала мне Лаура несколько месяцев назад. Она говорила, что что-то произошло с ней в юном возрасте, после чего и начались все её беды. Именно об этом случае она говорила мне.

Ещё минут двадцать я просидел на кровати с опущенной головой к коленям, пытаясь обдумать ход действий. Мне нужно рассказать ей об этом? А что именно мне сказать? Какая будет её реакция?

Я не хотел напоминать ей об этом. Не хотел заставлять этим напоминанием вернуться в тот роковой день. Мне хотелось скрыть это глубоко в себе, оградить её от череды бед. Но что, если моё молчание будет стоить дополнительных проблем, обрушившихся на её плечи?

Что, если, Юджин на мне не остановится. Он ведь дал понять, что то, что он прислал мне, — всего лишь начало. Этот парень может не остановиться. И эта фотография, и это видео могут оказаться у всех.

Рассказать или уберечь? А если это одно и то же?

Смотрю на время в который раз за последние несколько минут и принимаю решение ехать к ней. Сегодня Лаура снова одна дома — об этом я услышал пока подвозил их с тётей в больницу. Единственное на что я хочу надеяться — что она не спит и впустит меня. Хотя, плевать, я посплю под её дверью, на старом, потёртом ковре, как бродячая псина.

Ночная дорога сложнее, чем дневная. Приходится ещё больше сосредотачиваться на дороге, потому что в темноте много чего можно не заметить. Я даже, кажется, превышаю скорость, но мне плевать, потому что мне нужно оказаться у неё.

Лишь проехав полпути, я вдруг понимаю, что, наверное, стоило написать ей, предупредить. В сети она в последний раз была полтора часа назад. Может спать. Будить не хочу, но придётся, потому что это не подождёт до утра — оно сгрызёт меня раньше, чем взойдёт солнце.

Припарковавшись, вылетаю из машины и подбегаю к домофону. Блядь, я ведь не помню номер её квартиры. В прошлые разы мне везло, и мне кто-то открывал двери, но сейчас ночь, и я не хочу звонить в чужие квартиры.

На часах, кстати, полпервого. Блядь.

Если она спит, то не откроет, и я буду вынужден ночевать в машине.

Наматываю круги возле металлической двери. Стараюсь обдумать, что я могу сделать, какие варианты у меня вообще имеются?

Точно! Ну, конечно!

В контактах ищу номер Ника, потому что знаю точно, что он не спит — свет в его квартире всё ещё горит.

— Аарон? — голос удивлённый.

— Привет. Мне очень нужна помощь. Нужно попасть в твой подъезд, моя подруга живёт тут же, но звонить ей в домофон не хочу.

— А какая разница, ты её разбудишь через домофон или через дверной звонок?

Конечно, он прав. Но мне почему-то казалось, что звонок домофона она может не услышать. Её комната находится весьма далеко, а если у неё ещё и крепкий сон, то мне точно придётся спать под ковриком.

— Ник, просто скажи номер своей квартиры.

— Ладно, чувак.

Я подбегаю к домофону снова и вбиваю номер квартиры Ника. Благодарю и отключаюсь. А затем поднимаюсь на этаж Лауры. Стучусь. Конечно, этого мало, но, может, она не спит и услышит? Стучусь снова и жду. Повторяю несколько раз, после чего понимаю — девушка точно спит.

Зато к двери прибежал её Мурзик, который издал мяуканье. Эх, котяра, мог бы ты мне дверь открыть, я бы купил тебе в благодарность молока.

Не хочу этого делать, но приходится — звоню в квартиру. Звонок у неё очень громкий, и я боюсь, что она подпрыгнет от испуга. Слышу шаги за дверью. Гномик точно напугана. Боится, что за дверью маньяк, который пытается забраться к ней в квартиру.

— Гномик, открой, я слышу, что ты там.

Щелчок замка и передо мной уже стоит Лаура. Её глаза едва открываются, но в них столько испуга, сколько я не видел за всю жизнь. На ней короткий топик и такие же короткие шорты. Не холодно ли ей — первое, о чём я подумал.

Её расширенные от удивления зелёные глаза