А потом Ольгер на минутку удалился и принёс два высоких стакана с чем-то фиолетовым.

– Что это?

– Сок. Сливовый, мой любимый. Не бойся, я же дал слово насчёт вин.

Я взяла стакан. Пить хотелось, но кто его знает…

– Не доверяешь? – усмехнулся Ольгер и глотнул из своего стакана. – Не буду я тебя больше дурманить, уже хотя бы потому, что это бесполезно. А сейчас и вовсе бессмысленно…

– Да я не то, чтобы не доверяю, – мне показалось, что Ольгер расстроился. – Просто если вдруг, мало ли… Мне сейчас так хорошо, что не хочется портить.

А сок был вкусным. Густой, прохладный, кисловатый.

Мы сидели рядышком в сбитой растрёпанной постели, потихоньку опустошали стаканы и смотрели друг на друга.

Всего пару недель назад мы были ещё незнакомы. А потом в эти дни уместились столько этапов, столько ступеней… И всё равно, эта лестница по имени Ольгер Морлескин уходит куда-то за облака. Не увидеть мне её целиком и по ней не подняться.

Правда, теперь я уже видела его другим. Усталым и немного смущённым. И я теперь знала, что в нём так много напористой и нежной мужской силы. Вот только загадок меньше не стало.

– Ольгер, а почему Дайра сказал, что тебе нельзя жениться?

В его руке дрогнул стакан.

Ольгер допил сок, потянулся к столику и отставил стакан, а потом печально взглянул мне в глаза.

– Он так сказал, потому что по законам Морлескина мне действительно нельзя жениться, – неторопливо проговорил Ольгер, подыскивая слова. – И нельзя получить титул. Ни при каких условиях, даже если в роду не останется никаких других наследников.

– Почему?!

– Есть одна причина. Если о ней станет известно всем, меня признают недееспособным. Дайра эту причину знает, но… – Ольгер опустил голову. – Я не верю, что он рассказал бы.

После долгой паузы Ольгер решительно потряс головой:

– Нет. Это была пустая угроза. Не рассказал бы, конечно. Он мне обещал.

– Что за причина? – осторожно уточнила я.

Ольгер прикрыл ладонью глаза, потирая лоб, и нервно усмехнулся:

– Даже не знаю, с какого конца правильнее будет начать… Ты вот всё хотела знать, в кого я превращаюсь…

– Да-а-а?.. – протянула я. – Хотела. И хочу.

– Ну, тогда пришло время сказать, – Ольгер убрал ладонь от лица и вздохнул.

Я вдруг поняла, что мне это уже не так интересно, как раньше. Ну, разве что немного любопытно. А приготовления в виде вздохов и нервных жестов мне совсем не понравились.

– Так и в кого же ты превращаешься?

Ольгер запустил пятерню в свои длинные тёмные пряди и медленно зачесал волосы назад.

– В человека, – произнёс он, не поднимая глаз.

– То есть?

Ольгер выпрямился, взглянул мне в лицо.

– То, что ты сейчас видишь, моё человеческое обличье… Оно вторично. Я рождён животным.

Мне как ледяной камень в желудок упал, и в ушах застучало.

– Каким ещё животным? Я не понимаю…

Ольгер покусал губы и заговорил, как обычно, спокойно и внятно:

– Люди в Морлескине часто бывают метаморфами. Обычно у женщины рождается младенец, и через некоторое время просыпается его способность принимать второе обличье… А есть и другая разновидность меняющихся. У самки рождается детёныш, который может становиться человеком. Вот я из таких. Моё человеческое обличье – вторично.

– Но как же?! Как – вторично?! Ты же наследник Морлескина?! Сын покойного князя и княгини Лайлы?!

Ольгер кивнул.

– Ты приёмный что ли?!

Он покачал головой.

– Так как тебя могло родить животное?!

Воображение у меня, наверное, слишком живое. И память, увы, чересчур хорошая. Так что информация из античной культуры и классической живописи, которую я прослушала на лекциях в универе, мгновенно всплыла, и перед глазами у меня замельтешили мировые шедевры: Леда и лебедь, Европа и бык, многочисленные сюжеты о сношениях женщин с сатирами и кентаврами. А уж славянские мифы лучше вообще не читать на сон грядущий, там сплошная зоофилия…

– Оба моих родителя – метаморфы, – сказал Ольгер, не глядя на меня. – Так вышло, что отец сильно разгневался на мою мать. Я до сих пор не знаю, в чём там было зерно интриги, и что произошло, но та размолвка должна была стать разрывом. Отец выгнал мать несмотря на то, что она была мной беременна. Выжить в человеческом облике в её положении было невозможно, её преследовали по всему Морлескину. Она спасалась в своём животном обличии, так и рожала меня. Поэтому я метаморф, но мой человеческий облик вторичен.

– Но ведь вы с матерью снова оказались в замке?

– Да… Там, похоже, была такая мелодрама,