Шрифт:
Закладка:
Ворота, забаррикадированные изнутри, открыли, баррикады растащили, и путь в крепость теперь был свободен для всей армии. И оставшиеся в живых киевляне начали бросать оружие один за другим.
Победа. Безоговорочная победа. Конец войны.
Отказались сдаваться немногие, предпочитая славную смерть позорному поражению, и богатырь, с которым бился Хререк, тоже сражался до конца. Князь, орудуя мечом со скоростью промышленного вентилятора, отрубил ему левую руку, а потом располосовал от плеча и до середины груди.
Только после этого я опустил щит, чувствуя глубокую усталость. Несколько мелких ран саднило, дико хотелось пить. Больше всего на свете я сейчас хотел завалиться в жарко натопленную баньку, да с холодным пивом, чтобы выползти из парилки обновлённым и свежим.
— Киев! Наш! — проревел Хререк.
— Наш! — поддержали его все остальные, и я в том числе.
Как давно я хотел произнести эти слова.
Теперь город принадлежал нам полностью, и нижний, и верхний, и больше никто не мог помешать нам. Весь путь из варяг в греки теперь контролировался новгородским князем, от начала и до конца. Нет, в низовьях Днепра, возможно, останутся недовольные, те, кто не сразу признает власть Хререка, но это решается буквально за один поход в гости, так же, как с двинскими волоками.
Убитых киевлян уже начали обирать, раненых оттаскивать в сторону, началась обычная рутина, как и всякий раз после битвы. Время перевязать раны, перевести дух, подсчитать потери. Время собирать урожай, то, что подарили нам боги войны. Всё остальное будет потом. И делёжка трофеев тоже.
Эпилог
Наконец-то я мог пройтись по славному русскому городу Киеву без опасения, что меня подстрелят со стены или из-за угла. Кольчуга заняла своё место в одном из сундуков, завёрнутая в промасленную ткань, чтобы до неё не добралась ржавчина.
Но Кровопийца по-прежнему болтался на поясе, показывая всем и каждому мой высокий статус. Далеко не каждый хёвдинг или даже король мог таким мечом обладать. Я — обладал.
Так что я шёл по Подолу в бобровой шапке и горностаевом плаще, чувствуя, как лёгкий декабрьский морозец пощипывает лицо. Сегодня меня сопровождали Хальвдан и Сверри, улыбающиеся местным дивчинам. Я выбрался на торжище, взглянуть на заморских купцов и, возможно, прикупить что-нибудь для себя.
Пусть даже реки сковало льдом, торговля не прекращалась ни на один день, разве что свои торговые ладьи все загнали на ремонт и хранение, а из сараев вытащили санные повозки. По Днепру и остальным рекам теперь ходили целые поезда из саней. И каждый проезжий купец оставлял малую денежку в качестве пошлины и платы за защиту, так что все города на пути стремительно богатели, а из малых деревень и сёл вырастали новые.
Хререк не соврал. Киев он отдал мне, а сам продолжил править из Новгорода, хотя с точки зрения удобства Киев со всех сторон казался лучшим вариантом, и многие советники, даже Хельги, отговаривали князя от подобной щедрости. Так что я теперь стал не просто хёвдингом, а целым ярлом. И пусть даже я не был родовит и знатен, я всё равно взгромоздил свою задницу на княжеский престол. Хоть князем я и не считался. Князь у нас был только один.
Правда, пришлось принести Хререку вассальную клятву по всем правилам, но это меня не смущало. Такому правителю можно и послужить, причём со всей отдачей.
Но из команды «Морского сокола» такое моё решение оценили не все. Примерно половина команды, в основном, старички-норвежцы, изъявили желание вернуться к родным берегам, и я не хотел держать их рядом с собой насильно. Кьяртан, Торбьерн, Даг и остальные просто выкупили у тех, кто остался в Киеве, долю в стоимости корабля, и ушли на север с полными трюмами награбленного добра. Даже после делёжки они привезут в Бейстад целое состояние. Если успешно дойдут, конечно. Но по землям Хререка теперь можно было идти без малейшего опасения, теперь здесь царил полный порядок.
И я был одним из тех, кто этот порядок наводил. Объезжал земли со своей дружиной, собирал дань с окрестных земель, вешал разбойников и прочих лихих людей. Вершил суд от имени князя, словно судья Дредд, тут же приводя приговор в исполнение.
Киевляне поначалу меня дичились, даже несмотря на то, что и прежде у них княжили норманны, но быстро привыкли. Человек быстро ко всему приспосабливается, особенно, если создать для этого все условия. А я старался зря никого не обижать, править по справедливости, и люди со временем это оценили.
Само собой, за пару месяцев я не стал здесь своим, и местные воротилы пытались плести против меня интриги, но все их попытки оказались тщетными.
А ещё я не оставлял попыток найти ту самую девушку.
Я расспрашивал невзначай то у одного, то у другого киевлянина про Милослава Добронегича и его семью, но никто не мог дать мне внятного ответа. Некоторые знали его по Новгороду, некоторые слышали или были шапочно знакомы, но о судьбе его вдовы и дочерей ничего не могли сказать.
И во многом именно поэтому я раз за разом выбирался на Торжище. В глупой надежде, что её лицо мелькнёт в толпе, а я успею её окликнуть и не испугаю.
В любви не везло пока ни мне, ни Хререку. Его молодая жена умерла, пока мы брали Киев, подавилась вишнёвой косточкой, согласно официальной версии. Я же подозревал, что в день своей смерти она даже не притрагивалась к вишне. Так что я на всякий случай питался из общего котла со своей дружиной, в которую набрал ещё несколько десятков людей взамен ушедших и выбывших.
Князь, впрочем, времени не терял, и после недолгого траура посватался к Алфвинд, дочери норвежского ярла Кетиля Лосося. Родственнице Хельги, достаточно знатной, чтобы стать женой могучего конунга, а Хререк, объединив восточные земли, теперь слыл поистине могучим. Свадьбу назначили на следующую осень, и я теперь ломал голову над достойным подарком. В голову лезли только изобретения из будущего, и я не мог остановиться на чём-то одном.
Ладно хоть времени до
