Шрифт:
Закладка:
Двадцать пять лет «Пра-Ласарильо» пробыл там, где только и мог быть, — среди бумаг автора, вместе с ним, там, где находился сам автор, очевидно не собиравшийся свой прозаический опыт публиковать. Возможно, потому же, почему не увидели свет ни диалоги Вальдесов, ни многие другие сочинения реформистской направленности, запрещенные цензурой и оставшиеся лежать в тайниках и архивах после первых, вспыхнувших в конце 1520-х годов преследований «еретиков», прежде всего близкого к эразмистам, но более простонародного, пронизанного сектантским мистицизмом движения «алюмбрадос» (исп. alumbrados — букв.: «просветленных»). А возможно, и потому, что в глазах самого автора его первый «Ласарильо» выглядел как «безделка», а не как сочинение серьезной (эразмистской или иной другой) направленности, публикация коего стоила бы «государевой службы», на которую рассчитывал сочинитель — Диего Уртадо де Мендоса, известный среди современников под прозванием «Посол», тот, чье имя в качестве автора «Ласарильо» и называли ближайшие потомки. Оно само по себе может служить объяснением судьбы повести: публиковать такого рода бурлески под восходящим к XII веку родовым именем было бы явной непристойностью[335].
Конечно, Диего Уртадо де Мендоса — не гуманист-эразмист в классическом понимании слова: он не был пропагандистом идей Эразма, да и сам жанр проповеди был ему совершенно чужд. Но Мендоса конечно же читал сочинения Эразма и Вальдесов (пускай и неопубликованные!), критически относился к Римской церкви в ее тогдашнем состоянии (ему довелось столкнуться и с Папой Павлом III, и с Папой Юлием III лицом к лицу!), понимал насущность католической реформы (для чего, собственно, и задумывался Тридентский собор, в организации которого Мендоса принимал непосредственное участие[336]). Знал он и о движении «алюмбрадос», которым сочувствовали и образованные горожане, и представители дворянской знати, в том числе герцог де Эскалона, в поместье которого — вплоть до смерти герцога в 1529 году — собирался кружок «просветленных». Рассказывая о своих странствиях со слепцом на пути от Саламанки к Толедо, Ласаро не случайно упоминает Эскалону не только как название места, в котором они оказываются, но и как часть фамильного имени владельца: «Находились мы в Эскалоне — городе, принадлежавшем одному герцогу, носившему такую фамилию», — повествует толедский глашатай (с. 23 наст. изд.)[337]. Бывал в Эскалоне и Мендоса — ведь герцог приходился ему дедом по материнской линии.
Мендоса родился в Альгамбре, где находилась резиденция его отца — генерал-губернатора «королевства Гранада» (бывшего Грандского эмирата, отвоеванного испанцами у арабов в 1492 году) Иньиго Лопеса де Мендоса, маркиза де Мондехар, графа де Тендилья (Iñigo López de Mendoza, marqués de Mondéjar, conde de Tendilla; 1440—1515), человека, славившегося воинской доблестью и религиозной веротерпимостью. Сын «великого Тендильи» вырос в окружении красоты «земного рая», сотворенного арабскими мастерами[338], под звуки арабской речи (арабский — один из многих языков, которыми будет владеть полиглот Мендоса[339]), в среде, открытой всем культурам прошлого и настоящего. Автор «Ласарильо» во многом воплощал идеал человека Возрождения на испанский лад, соединив в себе воина и поэта, комментатора Аристотеля и шутника-острослова, ценителя слога римских ораторов и знатока народной речи[340], государственного деятеля и собирателя книг и древних рукописей. Он неплохо разбирался и в судопроизводстве, и в торговле, и в банковских операциях. (В последние годы жизни, начиная с 1555-го, ему пришлось заниматься тем, чем позднее придется заняться и Мигелю де Сервантесу, — снабжением испанского флага.)
В Саламанке, а также в Падуе, Риме и, возможно, в Болонье Мендоса изучал гражданское и каноническое право, хотя когда именно — трудно установить: процесс обучения мог растянуться на все 1520-е годы, так как университетские лекции и диспуты Мендоса-студент чередовал с участием в сражениях[341], которые вел Карл V с французскими войсками в Италии и во Франции, с арабами, берберами и турками — в акватории Средиземного моря. Человек двухметрового роста и огромной физической силы (таким его и запечатлел Тициан), младший сын «великого Тендильи» в совершенстве владел и оружием, и тактикой ведения боя. Счастье, что, помимо letras (так именовались в Испании «словесные науки и искусства»), отец, скончавшийся в 1515 году, успел обучить сына и воинскому искусству — armas: он умер, оставив Диего — шестому (да еще рожденному во втором браке) ребенку и к тому же младшему сыну — не столь уж большое наследство. Поэтому перед Диего был один путь — королевская служба. И он долгие годы служил Карлу V — и мечом, и словом... Скорее всего, он был в Толедо и в 1525 году, когда в древнюю столицу Кастилии (постоянной столицы у Испании при правлении Карла V не было) въезжал «победоносный» император. Можно предположить, что первая редакция «Ласарильо» была сочинена после этого события (но до смерти деда). Вероятно, в год сочинения повести (1528?) Мендосе было столько же лет, сколько и Ласаро в момент завершения письма, — двадцать пять[342]. Эта литературная игра-стилизация была не только пробой пера Мендосы-прозаика, но и частью веселого времяпровождения — назовем их условно — «саламанкских студентов», способом повеселить товарищей, того же юного герцога де Альба.
С начала 1530-х годов Мендоса — если полагаться на его слова из известного письма принцу Филиппу от 1553 года[343] — находился на королевской службе, в основном за пределами Испании. Он возвращался на полуостров: в 1531 (?) году, чтобы проститься с единственной родной и по отцу и по матери, горячо любимой сестрой — Марией Пачеко, скончавшейся в Португалии в Спорту, где она, предводительница восстания комунерос в Толедо (1521—1522 гг.)[344], укрывалась от преследований Карла V;[345] в Гранаду, чтобы окончательно решить наследственный спор со старшим братом (по отцу) Луисом. Потом были морская экспедиция в Тунис (1535 г.), посольство в Англию...
В 1539 году Мендоса получил назначение посланником в Италию, где прошли лучшие тринадцать лет его жизни... Он поселился в Венеции
