Приближался полдень. По коридору бегали медсестры, возили каталки, разносили еду. Он вспомнил, что в больницах людей кормят в очень странное время.

Он тихо постучал в дверь из матового стекла. Когда никто не отозвался, он осторожно приоткрыл дверь и просунул голову. На кровати, стоящей параллельно подоконнику из темного терразита, он увидел Искру. И так не толстый, он сильно похудел за эти дни, с отросшей бородой, с замазанными зеленкой синяками на лице, в не по размеру большой полосатой пижаме из застиранной фланели, он сидел в изголовье белой кровати и смотрел в открытое окно.

Якуб вошел в палату. Прошел мимо двух пустых, застланных белой простыней кроватей и подошел к подоконнику. Искра, не поворачивая головы, скосил на него глаза и смотрел внимательно в течение нескольких секунд. Потом поднял всю в шинах фиксаторов руку и пальчиками утирал слезы с щек. Тихо спросил:

– Как же это так, пан Якуб, в полицию, поди, записались?

– В полицию? Почему в полицию? В детстве пожарным хотел быть, а вот полицейским никогда. А что это вы спрашиваете?

– Потому что с тех пор, как я здесь, ко мне зачастили полицейские. Но они это по службе. Как и медсестры, как няньки. Иногда приходит врач, а вчера священник был. С последним помазанием для друга с первой кровати. Он умер сегодня утром. В мой день рождения… как вы узнали, что у меня сегодня день рождения?

– Я не знал. Но все к лучшему: оказывается, не зря подарочки принес.

Поставил сумку на подоконник и сел на край кровати. Искра расспрашивал, что «на районе». Как, отремонтировали лестницу перед «Жемчужинкой»? Починили скамейку на лужайке напротив входа в оптику?

А вот про людей он почему-то вообще не спрашивал, наверное, не хотел возвращаться к событию перед супермаркетом. Подытожил происшедшее тремя короткими фразами:

– Женщину ударил, сволочь. Все предохранители у меня враз сгорели. Как затмение какое нашло.

А потом рассказал, что легкие у него срослись, что дышит он спокойно и что «сердцу повезло, потому что даже не поцарапано, а вот с ребрами хуже». Два ребра сломаны.

– А ребра – это последняя дрянь: их не пересадишь, гипс не наложишь. Встанешь – болят, ляжешь – болят, пукнешь – болят, чихнешь – болят, смеешься – болят, плачешь – болят. И даже когда спишь, снится, что ребра у тебя болят.

Якуб заглянул в сумку с подарками. Высыпал апельсины и помидоры на одеяло, томатный сок поставил на металлический столик, пакет с коровками отдал ему в руки.

– У меня есть портер. Он все еще холодный. И желтый кэмел, – сказал он.

– Кэмел мне приносит нянечка, украинка из Харькова, подкупленная, – сказал Искра. – А вот портер я не решился у нее заказать. Да и заплатить все равно нечем, на курево только хватает, а курево важнее.

– Скажете тоже! Что это за день рождения без выпивки?! – Якуб засмеялся, взял с тумбочки чайную ложку и ловко открыл бутылку. Искра, взяв бутылку, сказал:

– Как же я соскучился по этому запаху! Только у Живца есть такая рецептура. Уфф, как же хорошо. Это мое любимое пиво. А я уже боялся, что буду трезвым в свой день рождения. Не дождетесь, боги и врачи! – Усмехнулся, и тут же его лицо исказилось от боли, и он прижал руку к телу. – А вы знаете, что Бегемот тоже только портер пьет? Однажды я налил ему в миску. Вылакал как молоко. А нальешь чего-нибудь бюджетного, из серии Татра, так даже морду от миски воротит.

Якуб достал телефон, показал Искре фото кота и сказал:

– Кстати, насчет Бегемота. Этому фото не больше получаса. Я подумал, вы могли соскучиться по нему.

Искра скользнул взглядом по экрану мобильника, тихо кашлянул, опустил руку с перевязкой на простыню и уставился куда-то вдаль.

– Надо же, нашелся человек, который подумал, что я могу по чему-то скучать? – прошептал он. – Чем обязан такому вашему отношению ко мне… В смысле хорошему?

Якуб не ожидал такого вопроса. Он не считал, что проявлял какую-то особую доброту. Просто всегда старался стоять на стороне потерпевших. Так поступали его родители. Так его учила прабабушка Леокадия. Надя, которая несколько лет своей жизни посвятила помощи обездоленным, так та вообще полагала, что творить добро – обязанность человека.

Якуб не мог знать наверняка, но предполагал, что кто-то слишком круто обошелся с Искрой, потому что не мог представить, что Искра стал бездомным из-за своей небрежности, лени, неприспособленности к жизни или невежества. Якуб не считал себя в праве судить завсегдатаев винного отдела, сидевших на скамейке перед супермаркетом, но он явно видел разницу между ними и «паном Искрой», как того называли собутыльники. Совершенная случайность сделала его свидетелем доброго дела Искры, когда тот склонился над голодным котом. Потом ему выпала возможность поговорить с Искрой и увидеть его необычный перформанс с «Мастером и Маргаритой», а потом и необычайный героизм Искры, когда тот встал на защиту избиваемой женщины.

Завсегдатаи мирка вокруг супермаркета, вероятно, были очень одиноки еще до того, как туда попали. Он не представлял себе, что могло быть иначе. Забытые всеми, они нашли такое место, где встретили подобных себе. Странное сообщество, но для них единственное. Его членов тесно связывает вовсе не чувство близости в разделенной бедности или в трагедии бездомности. Их теснее всего объединяет убеждение, что их существование будет замечено другими людьми, что для кого-то это важно. Только в группе будет замечено, что кто-то прибыл, кто-то убыл или давно не появляется. «В супермаркет приходят в основном для того, чтобы понизить свой уровень одиночества», как однажды заметила Надя. А потом рассказала ему, что когда в приюте в Бирме появлялся новый ребенок, то в первые дни другие дети отдавали ему свои игрушки, а некоторые – и часть еды. В свою очередь, когда кого-нибудь из детишек забирали в приемную семью дальние родственники, приемные родители или ребенок умирал, те, кто оставался, долго скучали.

Якуб поднес бутылку ко рту, улыбнулся и, пытаясь превратить все в шутку, ответил:

– Да ладно. Какой я хороший? Я подумал, что я тоже хотел бы, чтобы кто-нибудь принес мне выпить в больницу. Хотя лично я предпочел бы вино, – добавил он. – Ваше здоровье, пан Леон. С днем рождения! – сказал он, когда они стукнулись бутылками за здоровье. – Когда вас выписывают домой?

Искра вдруг посерьезнел. Поставил пиво на подоконник и нервно закусил губы.

– Вы спрашиваете, когда я приду домой, – сказал он тихо. – Я думаю, что у вас это речевой штамп, не так ли? Потому что вроде так и надо. Из больницы люди