и не перестала бы тебя любить, даже если бы ты не попрощался со мной. Это всего на пару дней. Дай угадаю, – добавила она. – Тебе понравился аэропорт? Ты был там вчера вечером и хочешь снова сегодня, да? – иронично спросила.

– Представляешь, не был. Кроме того, не все любят аэропорты так, как любишь их ты, – ответил он.

– Я их не люблю, сынок. Особенно один, есть такой, – призналась она. – А почему ты не был? Отменили ее рейс? – спросила она.

Он рассказал ей о внезапном изменении планов и огромном трейлере с прицепом, который утром перекрыл улицу перед Надиным домом.

– Бедная девочка. Это долгий путь, и такие молохи быстро не ездят. Супер, что ведет ее подруга. Женщины водят безопаснее. Отдал свою Надю в хорошие руки. Давай, приезжай к маме домой, а то давно тебя не видела. Может, если одна женщина уехала, ты навестишь другую, которая любит тебя не меньше? Кроме того, я приготовила для тебя рассольник! Если не любовь к матери, то, возможно, аппетит приведет тебя сюда. – Она засмеялась в трубку. – В аэропорту я должна быть к семи вечера. У нас будет много времени. Только ты и я. Папа на работе, отрабатывает поездку в монастырь. Так что будем вдвоем, посплетничаем о жизни в монастыре. А может быть, и о монашках. Твой папа говорит только об одной. О настоятельнице. Он ею очарован. Впрочем, твоей Надей еще больше… Приходи. Я соскучилась по тебе. Я вызову такси. Скажи только, куда прислать.

– Конечно, приеду. Вот только улажу кое-что в городе и приеду.

– Буду ждать.

Подошел к кустам смородины. Нашел место, в котором Дейзи сделала подкоп под забором, засыпал его землей, а сверху положил несколько камней. Потом вернулся на кухню. Из холодильника достал кефир, а из хлебницы – пшеничную булочку. Положил все в полиэтиленовый пакет и вместе с книгой запихнул в рюкзак. На улице он вдруг представил маленькую Дейзи, пытающуюся пересечь проезжую часть между несущимися на бешеной скорости автомобилями, быстро развернулся, побежал в сад, убрал только что положенные им камни, расчистил от земли проход, отогнул прутья ограды в том месте, где пролезала собачка.

Пусть приходит сюда, когда ей вздумается.

На площади перед магазином он пытался найти Искру. На скамейке перед винным отделом сидело несколько мужиков, но Искры среди них не было, не было и того типа в полосатой майке. Он вошел в магазин и подошел к холодильникам с мясом. Увидел толстую продавщицу, которая в свое время так жестоко прогнала Искру из магазина.

– Пан Искра был здесь в последнее время? – спросил он вежливо.

Женщина посмотрела на него исподлобья и крикнула в подсобку:

– Мариола! Иди-ка сюда!

Через некоторое время на пороге появилась Мариола с окровавленным ножом в руке.

– Ты, Мариолка, совсем спятила? С ножом в торговый зал выходишь? – грозно прикрикнула она на продавщицу.

Испуганная девушка тотчас же скрылась за дверью.

Внезапно он почувствовал сильный толчок в спину, повернулся: за ним стоял Зигусь, который, вертя печатку на пальце, прошептал:

– Выйдем отсюда, перетереть кое-что надо.

Когда они оказались перед супермаркетом, Зигусь достал из заднего кармана армейских штанов мятый замусоленный конверт.

– Связь уважаемый пан прервал. Что касается известного запроса, то ответ уже был готов еще две недели назад. Искра все еще зализывает раны. Сильно покоцали мужика, но рана затягивается. Господь Бог его не забыл, – говорил он тонким детским голоском. – Здесь записано нынешнее местоположение Искры. И возмещение расходов, – добавил он, незаметно суя конверт в руки.

– Мы так не договаривались, уважаемый пан…

– В случае чего, я Иероним, – прервал его Зигусь, – хотя в этом районе полосатый бодягу развел, что я, дескать, Зигмунт. Был Зигмунт, да весь вышел. Это погоняло времен давно прошедшего преступного прошлого.

Якуб с трудом сдержал смех. Откровенное и совершенно серьезное признание в наличии преступного прошлого, произнесенное невинным голоском татуированного с ног до головы качка из супермаркета, прозвучало гротескно. Он жалел, что с ним не было Вита, который непременно поддержал бы этот разговор.

– Пане Иероним, мы ведь договорились с паном о вознаграждении. Разве не так?

– Да, но не за халтуру, – ответил Зигусь. – Либо стопроцентно качественная услуга, либо возврат за билеты.

– Но ведь это не ваша вина, что пан Искра был…

Зигусь, не давая ему закончить, твердо сказал:

– Я работаю по другим понятиям, уважаемый пане. А если деньги вам так жгут карман из-за ваших принципов, то, пожалуйста, приобретите какие-нибудь фантики для пана Искры. И тогда мы будем квиты.

Якуб проводил бугая взглядом до самой скамейки, к которой слетелись голуби.

Он вернулся в супермаркет, купил фрукты, несколько помидоров, большую упаковку печенья, пиво, кило коровок, несколько бутылок томатного сока. А ко всему прессу – «Газету Выборчу» и «Политику». Подумал, что не пойдет же он в больницу с пустыми руками. Он знал, что Искра пьет только портер, причем холодный. Если нет денег, чтобы купить это дорогущее пиво, то предпочтет томатный сок, потому что калий полезен для сердца. А если ему даже на «калий» не хватает, то садится на экстремальную диету, ноль калорий, и, будто зверь какой, пьет воду. Якуб купил дешевую сумку для покупок. Он не хотел, чтобы в больнице заметили, что, кроме витаминов он принес еще и выпивку.

Затем он отправился в «Жемчужинку», где на каменных ступеньках на солнце, не обращая ни малейшего внимания на проходящих мимо него людей, грелся кот Бегемот. Якуб достал из кармана мобильник и сфотографировал его. Потом достал из рюкзака книгу Эко и между страниц засунул пятидесятизлотовую купюру.

Клиника находилась недалеко от института. Часто встречался там на обеде с Витольдом в больничной кафешке, где, если верить Виту, продавали лучшие, субсидируемые ВФЗ (Всепольским фондом здоровья) ядовитые хот-доги. Вход в бар был напротив входа в приемное отделение. Большинство медсестер знали Витольда, потому что каждый раз тот подходил к небольшой регистрационной стойке и либо соблазнял молодых сестричек, либо в витиеватых речах солидаризировался с пожилым контингентом в их боли из-за никем не ценимой и низкооплачиваемой работы. Якуба они, возможно, не знали, но уж точно узнавали.

Он подошел к стойке регистрации. Спросил про Искру. Молодая девушка улыбнулась и начала проверять что-то в компьютере.

– Пан Леон Бартломей Искра? – спросила она.

– Да. Он самый.

– Четвертый этаж. Палата триста восемнадцать. Из лифта направо. Не перепутайте, потому что слева – родильное отделение, – засмеялась она.

Палата № 318 находилась в конце широкого коридора без окон, по которому он прошел под гул висевших под потолком люминесцентных ламп. Он глянул на часы.