– Остановимся здесь.

Зеленые рубашки задержали весла над водой.

– Почему здесь? – насторожился Рук.

Женщина кивнула на заросли:

– Нам нужен такой.

Я оглядела длинные стебли. Камыш назывался так по цвету, напоминавшему засохшую кровь, и еще по острым краям, легче отточенного ножа рассекавшим человеку кожу.

– Зачем? – спросил Рук.

Легкий ветерок сносил лодку к клонившимся камышам.

– Не так близко, – предостерегла Чуа, не отвечая на вопросы, и потянула из ножен клинок. – На таких отмелях кое-кто живет.

– Кто?

– Тот, кого ты не хотел бы видеть у себя в лодке.

До камышей оставался еще целый шаг, когда она, закрепившись ступней на банке, перекинулась спиной через борт и вытянулась над водой. Движение ее выглядело одновременно изящным и совершенно естественным. Гребцы удерживали лодку на месте, пока она над самой поверхностью срезала стебель, потом дала ему упасть и осторожно, двумя пальцами, вытащила из воды.

– Отходим, – приказал Рук, и Дем Лун, опасливо поглядывая на отмель, погрузил лопасть весла в ил, чтобы оттолкнуть лодку на чистую воду.

Чуа обушком ножа провела по всей длине стебля, отжимая воду из губчатой сердцевины. Перед пауком величиной с большой палец она задержала нож, сказала, указав на него острием: «Поцелуй вдовы», – и сбила тварь в воду.

Паук, перебирая и подергивая лапками, еще продержался немного на поверхностной пленке. Его гладкий черный панцирь впивал свет. Название было мне знакомо с детства. Укушенные этим пауком отцы не возвращались домой. Рук на ядовитую тварь не взглянул, смотрел только на Чуа.

– Надо думать, ты не просто так рисковала.

Она кивнула, взглянула вдоль длинного стебля, перевернула тростинку и снова смерила взглядом. Убедившись, что больше на стебле никто не пристроился, она вставила основание в отверстие для флажка на передней части обшивки.

– Сигнал, – сказала она.

– И что он означает?

– Что мы их ищем.

– Ищем? – прищурился на нее Рук. – Ты говорила, что знаешь место.

– В дельте нет ничего постоянного.

– Тогда как же мы их найдем? – настаивала я.

Старуха смотрела только вперед, словно сквозь камыши вглядывалась в видение из детских лет.

– Постоянного места нет, – наконец отозвалась она, – но можно предугадать, куда они переберутся. Окажемся ближе – увидим следы.

– А это? – спросила я, кивнув на раскачивающуюся красную камышину.

– По нему они поймут, что возвращается кто-то из своих, – пояснила Чуа.

Она говорила, не оборачиваясь на нас. Со средней скамьи я видела только ее спину. После отбытия из Домбанга Чуа казалась мне другой – не то чтобы переменилась, но менялась, будто покрытая шрамами шкура сломленной женщины, которую мы видели в хижине у крематория, начала сходить.

– А без него? – спросила я. – Если бы мы стали искать их, не подняв сигнала?

– Нас бы убили.

Рук кивнул, словно нашел подтверждение своим мыслям.

– Зеленые рубашки посылали к Вуо-тону лодки, – произнес он. – Давно, но отчеты сохранились. Большинство возвращались ни с чем, выбившись из сил и ничего не увидев. Но кое-кто не вернулся.

– В дельте водится тысяча смертей, – пожала плечами Чуа.

– И среди них, – сухо отозвался Рук, – смерть от рук вуо-тонов.

– Чем они живут? – спросила я.

Чуа взглянула вдоль древка остроги, которую держала в руке.

– Жители Домбанга разбираются в строительстве, деньгах и торговле. Вуо-тоны знают, что селится на воде и под водой, в тростниках и камышах. Они с ранних лет учатся смотреть в лицо своим богам. Поклоняться и жертвовать им.

– Жертвовать… – угрюмо повторил Рук. – Видел я, что у них сходит за жертву. Малышня да безмозглые слабосильные пьянчуги. Их связывают и бросают в дельте. Лишь бы задобрить этих сраных богов.

Чуа с презрением покачала головой:

– Домбангцы слабы. Для Кем Анх и ее супругов они ничего не значат.

– Однако они умирают. Я видел трупы.

– Троим не нужны мертвецы.

– А что же им тогда нужно? – лениво осведомился Коссал.

Жрец сидел на узкой банке, опершись локтями о колени и подперев ладонями подбородок. Все утро он молчал. Теперь же, когда разговор коснулся богов, выпрямил спину, и его темные глаза блеснули на солнце – в полном противоречии с ленивой, неспешной речью.

– Они охотники, – ответила ему Чуа.

– Подходящие места. – Коссал кивнул на тихо проплывающий мимо выводок хохлатых чернетей. – Водоплавающих тут много.

Чуа показала в усмешке все зубы.

– Трое предпочитают добычу, способную защищаться.

– А тебе приходилось видеть, как утка обороняет гнездо? – поднял бровь Коссал.

– Не так, как женщина защищает свою жизнь. – Рыбачка задумчиво оглядела шелестящие камыши. – И мужчина, если на то пошло.

Я покачала головой. У меня ныли вспомнившие врезающуюся веревку запястья. Ребра лодки снова жестко и неумолимо давили на грудь.

– Жертвам дельты не дают шанса отбиться, – прорычала я.

Старая рыбачка повернула ко мне суровое обветренное лицо.

– Жертвоприношения в вашем городе – богохульство. Вы хуже аннурцев.

Рук не сводил глаз с русла. Правой рукой он спокойно и твердо держал рулевое весло. Он заговорил легко, но я заметила, как шевельнулись, пробуя силу, пальцы его левой руки.

– Тебя послушать, этот народ рад был бы увидеть в огне весь город, – заметил он. – Вместе со жрецами и легионерами.

– Вуо-тонам нет дела до города, – фыркнула Чуа. – Тесный вонючий нужник – пустое место среди величия Дарованной страны.

– Дарованной страны? – нахмурился Рук.

– Дельты, – пояснила рыбачка, обозначив взмахом копья воду, тростники, жаркое марево неба.

– Кому она дарована, – спросил Коссал, – и кем?

– Нам. Богами, – ответила Чуа.

– Не Трое создали дельту, – покачал головой Коссал.

– Верно, – согласилась Чуа, – но они сделали ее безопасной.

Я вытаращила на нее глаза:

– Безопасной? А сами охотятся на людей?

– Таковы условия сделки. Мы жертвуем, они хранят.

Взгляд старого жреца блеснул обнаженным клинком.

– От чего хранят?

– От тех, кто когда-то загнал нас сюда.

Невидимая в камышах птица нарушила тишину стрекочущим криком.

– От кшештрим, – тихо сказал Коссал.

Чуа отбила удар его взгляда своим. А когда заговорила, в ее напевной речи зазвучала память несчетных поколений.

– Вначале были лишь ужас и бегство. Люди бежали от бессмертных через горы и пустыни, пока не достигли страны, где еще жили боги. Трое отвратили бессмертных, а мы за то согласились поклоняться им…

– Чтобы вместо кшештрим вас резали «боги»? – хмуро спросил Рук.

– Только бы не те, – тихо ответила рыбачка. – Таков наш завет. Мы обещали жить в дельте и умирать в дельте. Мы согласились отдаться богам и их служителям, но только не кшештрим. Только не им.

– Дрянная сделка, – заметил Рук, – учитывая, что кшештрим тысячи лет как вымерли.

– Клятва есть клятва, – ответила Чуа. – Люди Домбанга от нее оступились.

– И ты тоже, – напомнил