среде (в той, которая приняла на вооружение Критическую расовую теорию), потому что оценки носят подстрекательский и субъективный характер - идеальное сочетание. Следовательно, это происходит постоянно. (Модель "неравномерного воздействия" или "неравенства" способствует тому, чтобы люди верили, что субъективные оценки обстоятельств вписываются в "объективные" рамки, подкрепленные данными - диалектический синтез субъективного и объективного, как и мечтал Гегель, и полная катастрофа для установления истины и принятия правильных решений).

В некотором смысле, в контексте вирусной метафоры, это можно сравнить с тем, как вирус (перепрограммированный "агент перемен") находит специфические рецепторы на институциональной структуре, к которым он может прикрепиться. Это может быть нежелание поднимать шум, желание казаться добродетельным и всеобъемлющим, непонимание специализированного "алхимического" языка или любой другой ряд либеральных ценностей и бюрократических норм, которыми пользуются критические вирусы. Как только эти "мягкие места" будут выявлены и использованы, критическая РНК вируса сможет проникнуть в культурную и бюрократическую структуру учреждения. Там она будет размножаться, порождая новых критических теоретиков из всех, кто связан с этим учреждением. Как и в случае с вирусом и его клетками-хозяевами, после заражения учреждения или сообщества все внутренние механизмы и ресурсы этого учреждения медленно направляются на достижение цели превращения колонизированного образования в максимальный теоретик критической расы. Они начнут наказывать за "расистское" инакомыслие, нанимать и продвигать по службе в соответствии с инициативами "Разнообразие" и "Инклюзия", а также приглашать обращенных говорить все громче и громче, чтобы распространить вирус вокруг. Клеточный механизм учреждения был захвачен вирусом, поэтому все, что он делает в дальнейшем, - это производит еще больше вирусных белков, пытаясь как можно дольше избегать обнаружения иммунной системой (выполняя при этом свою обычную работу). Затем эти новоиспеченные "агенты перемен" могут повторить этот процесс в других учреждениях в своей жизни.

Здесь нам следует на минуту отвлечься, чтобы вернуться к тезису о социальном конструктивизме, лежащему в основе всех этих современных критических теорий идентичности. Здесь выясняется, что систему убеждений совершенно не волнуют отдельные люди, которых она рассматривает в идеале как переносчиков болезни. Она заботится только о продвижении системы убеждений. Отчасти это объясняется тем, что система убеждений вообще не интересуется людьми - или интересуется только в самом абстрактном смысле. Ее интересуют только социальные конструкции (которые являются своего рода фикцией), по которым она классифицирует людей на коллективном уровне. Социальная справедливость - это вовсе не равенство индивидов; это равенство групп. Равенство и справедливость должны быть достигнуты для социальных конструкций, потому что на этом уровне действует доктрина структурного детерминизма. Достижение этих не связанных между собой целей для групп - опять же, в абстрактном виде, синтетически конкретизированном - и есть то, к чему относится термин "социальная справедливость", что объясняет отношение Критической расовой теории к этой концепции.

Некоторые приемы критического расового праксиса

Существует три основных механизма, с помощью которых достигаются эти манипуляции: стратегическое манипулирование языком, системным и теоретическим мышлением, которое, как утверждается, оппоненты не понимают (потому что у них ложное сознание, несправедливые инвестиции в поддержание статус-кво или они слишком "вульгарны" в своих анализах), представление их как сумасшедших (часто через газлайтинг и насмешки), и моральное вымогательство путем очернения людей с помощью морально заряженных терминов, используемых вне их обычных значений (например, обвинение их в "белых супремацистах", когда это на самом деле означает просто не быть активистом Критической теории рас). Иными словами, критические теории манипулируют языком, чтобы заставить людей чувствовать себя слишком глупыми, слишком сумасшедшими или слишком злыми, чтобы их критику воспринимали всерьез. Мы вернемся к лингвистическим манипуляциям вскоре после описания двух механизмов лишения оппонентов права критиковать критическую теорию, включая теорию критических рас.

Системное и основанное на "Теории" мышление в Критической теории (поверхностно) усложнено намеренно. То, что она предлагает мыслить в терминах систем, как будто они обладают агентностью (что недалеко от старых мифологических и религиозных конструкций, таких как судьбы, языческие боги или демонические влияния, перенесенные в материальную/культурную сферу), отделяет ее от повседневного и обыденного опыта людей, что делает ее трудной для понимания. Люди - это агенты, а не "системы", но критические теории вроде CRT специально размывают это различие с помощью таких доктрин, как "соучастие", тем самым превращая системное мышление и "системы" в теории заговора. Однако большинство людей так не думают.

Критические теории используют эту путаницу, практически полностью фокусируясь на "системах", которые практически невозможно точно определить или описать, не в последнюю очередь потому, что эти "системы" на самом деле представляют собой описание "всего, что происходит в любой области, в которую вовлечены человеческие существа, и как". То есть, когда критическая теория называет что-то "системным", на самом деле это означает, что у нее есть всеобъемлющая марксистская теория заговора по поводу этого. Когда люди так не думают, теоретики обвиняют их в непонимании системного мышления или, проще говоря, в глупости и интеллектуальной неискушенности. Этот маленький трюк очень полезен для активистов, потому что позволяет им называть всех, кто с ними не согласен, слишком глупыми, чтобы не соглашаться с ними, и вообще обманывать "образованных" наблюдателей, заставляя их думать, что люди с простым умом, должно быть, упускают что-то важное, нюансированное и сложное.

Поэтому критиков критической теории обвиняют в том, что они либо не понимают ее должным образом, либо не в состоянии до конца понять, и именно в этом кроется истинная причина их несогласия. Как объясняет Барбара Эпплбаум в книге "Быть белым, быть хорошим,

Элис Макинтайр ввела в обиход выражение "белая болтовня" для обозначения дискурса, который функционирует, чтобы "изолировать белых людей от изучения их индивидуальной и коллективной роли (ролей) в увековечении расизма". Сандра Бартки также объясняет, что нежелание признать соучастие в расизме - это не просто личная вялость или частная неудача, а скорее культурно санкционированный дискурс уклонения, который защищает интересы привилегированных и их моральное самообладание. На протяжении всего исследования становится очевидным, что белое невежество не только поддерживается отрицанием соучастия, но и санкционирует такое отрицание. По сути, "сопротивляющиеся" считают, что они просто не согласны с материалом. Следовательно, их несогласие также функционирует как "оправданная" причина отвергнуть и отказаться от взаимодействия с тем, что не согласуется с их убеждениями.

Можно не соглашаться и оставаться вовлеченным в материал, например, задавая вопросы и ища разъяснения и понимания. Отрицание, однако, функционирует как способ дистанцироваться от материала и отмахнуться от него без участия. Хайттен и Уоррен объясняют, что такие стратегические отрицания не только уже доступны в том смысле, что они социально санкционированы, но и служат для защиты центра, места, где находятся привилегии. Такие дискурсивные стратегии отрицания являются