той или иной области права, как мы сегодня, но могли работать в разных областях. Мой дед был прирожденным юристом, способным участвовать в любом процессе, в том числе и таком, где речь шла о вынесении смертного приговора.

В офисе у дедушки я нашла папку с письмами. Их было с полдюжины, все адресованы главному прокурору Куросаве, в них содержались юридические доводы, каждый подан с характерной для него точностью. Доводы могли бы послужить хорошим подспорьем стороне обвинения.

Дедушка начал с предложения пристально взглянуть на сам бизнес — «агентство по разводам», — процветающий в Токио. Занятие вполне легальное, хотя законодательно не регулируемое. Даже лицензии на то, чтобы работать частным детективом, не требуется. Подводя итог, Ёси Сарашима подчеркивал опасность, которую подобные агентства представляют для общества. Прокурору, по мнению дедушки, следовало обратить особое внимание суда на свободу, которой пользуются их агенты, манипулируя жизнью и чувствами людей, что зачастую приводит к поступкам, прямо противоречащим закону. Дедушка утверждал, что за психологическим давлением на мою мать со стороны Каитаро и последующим нападением на нее стоял хладнокровный и корыстный расчет. И настаивал на том, чтобы линия обвинения была максимально жесткой: нужно навсегда покончить с этим позорным бизнесом и преподать хороший урок тем, кому вздумается пойти по стопам Каитаро.

Дедушка много и подробно писал о жизни нашей семьи, но совершенно не в той тональности, которой можно было ожидать: ничего о том, насколько тяжела для него потеря единственной дочери, лишь факты, касающиеся его личного состояния и той финансовой поддержки, которую он неизменно оказывал моей матери. Дед педантично перечислил все банковские счета, открытые на ее имя. А затем выразительно и кратко изложил мотивы поступков Каитаро — почему он так стремился завоевать доверие моей матери и что потерял бы, если бы их от ношения разрушились.

Кроме того, дедушка всячески подчеркивал то положение, в котором оказался Каитаро: вскоре после знакомства с Риной его уволили из агентства, и ему пришлось жить без стабильного источника дохода, перебиваясь случайными заработками от продажи своих фотографий. Таким образом, заключал дедушка, Рина Сато оказалась для Накамуры своего рода инвестиционным проектом, он в значительной мере поставил свое будущее на карту.

И наконец, Ёси Сарашима изучил и привел в качестве примера несколько дел, где речь шла об убийствах, совершенных при схожих обстоятельствах. Во всех случаях преступниками двигали личные интересы и жажда наживы. Он описал личности жертв и обвиняемых, детально рассмотрел ход каждого процесса, предлагая взять за образец действия стороны обвинения. Для примера дедушка нарочно выбрал самые свежие дела. И везде суд оставался непреклонен, а приговор был вынесен крайне суровый.

На процессе Каитаро Накамуры председательствовал не один судья, а трое, однако коллегия присяжных не входила в состав правовой системы того времени. Поэтому интерпретация событий, вердикт и приговор были отданы на откуп людям, занимающим судейские места в порядке возраста, ранга и опыта. Самому младшему, вроде меня, свежеиспеченному юристу, только-только закончившему практику в Верховном Суде, обычно поручают изложить суть дела и предложить возможную редакцию приговора. Его выводы будут рассмотрены вторым участником процесса — судьей чуть более опытным, находящимся в середине своей карьеры и прошедшим трехлетнюю ротацию в судах Токио. Финальную редакцию приговора осуществит третий участник — старший судья.

Мой дедушка прекрасно разбирался в особенностях поведения этих юристов. Во-первых, они всего лишь люди, такие же, как и присяжные, только более предсказуемые. С головой погруженные в систему, ведущие сотни дел одновременно, судьи в основном полагаются на прокуроров. Роль судьи сводится к тому, чтобы председательствовать на процессе, выводить лжецов на чистую воду и выносить обвинительный приговор. А залы суда превращаются в места, где наказывают плохих людей. Это «правило триумвирата» действует в Японии и по сей день, обеспечивая согласованность в принятии решений. Дедушка понимал, как работает судебная машина, и давно знал, что механизм вынесения приговора схож с принципами шаблонного мышления. Чем чаще повторяется шаблон, тем большую ценность он приобретает. Судебная система развивается крайне медленно, из поколения в поколение оставаясь почти неизменной. Опытному прокурору ничего не стоит сформировать нужное мнение суда. Именно на это и рассчитывал мой дедушка.

В его письмах присутствовало и чувство сожаления. Он сожалел, что устроил брак моих родителей. И указывал, что при разводе заплатил отцу значительную сумму, чтобы он навсегда исчез из жизни моей мамы. Как выяснилось, сокрушался Еси, на эти деньги он купил не только свободу своей дочери.

Среди свидетельских показаний имелось и добровольное признание, написанное рукой Осамо Сато. Он сделал это по настоянию моего деда, а также чтобы избавить себя от публичного позора и необходимости выступать в суде. В своем признании отец подтверждает, что нанял Каитаро Накамуру, чтобы тот соблазнил его жену и обеспечил необходимые основания для развода. Отец описывает Каитаро как человека, действия которого трудно было контролировать, он с самого начала превысил свои полномочия, а в дальнейшем преследовал Сато и угрожал ему. Было ясно, что Каитаро положил глаз на состояние моей матери. Он утверждал, что любит Рину, но сам переехал к ней, чтобы жить за ее счет. При последней встрече с Накамурой тот подтвердил, что намерен и в дальнейшем обманывать Рину, не сообщая ей, каким образом состоялось их знакомство. Мой отец заявил, что хотел во всем сознаться жене, но сделка, заключенная с Каитаро, была слишком постыдной, и он не решался. И все же несколько раз он был близок к признанию, однако Накамура шантажировал его, обещая все рассказать семье Сато. Мой отец сделал попытку изобразить раскаяние: он заверял суд, что простить себе не может эгоизма и трусости. И в завершение Осамо Сато поделился выводом: если деятельность Каитаро и подобных ему людей окажется пресечена — смерть моей матери будет ненапрасной.

Суд назначил моему отцу штраф за его действия в отношении жены, но прокурор предпочел не выдвигать против него дальнейших обвинений. Более того, показания Сато не фигурировали в деле. Поэтому признание, подписанное Накамурой, стало главным доказательством вины подсудимого. А мой отец, который заварил всю эту кашу, вышел сухим из воды. Вот уж поистине — справедливость в глазах судящего.

В письмах Ёси Сарашимы не было и намека на то, как он сам относится к поступку бывшего зятя, но показания Сато дед использовал, чтобы добавить черных красок к портрету Каитаро. Отказ Накамуры давать показания сразу после задержания говорит о нем как о человеке, не уважающем правосудие, а также подтверждает полное отсутствие раскаяния. Дедушка заявил, что, медля с подписанием признания, Каитаро