Я очень сильно хотела поставить вместо себя Надю, парсийцы считали красивыми именно рыжие волосы, а блондинок у них и своих собственных было навалом, да и в целом на роковую красотку я тянула только при условии, что все остальные барышни на свете вымерли, но увы. Красочные описания того, чем наша потрясающая вылазка может закончиться, сдобренные кровавыми подробностями, жуткими домыслами, выпучиванием глаз, размахиванием рук, имитацией предсмертных хрипов и гигантскими преувеличениями почти что на уровне легендарного вранья за авторством Лукьяна Хилкова поразили ее так сильно, что она упала в обморок еще где-то на втором предложении.

Платон похлопал.

Иларион закрыл лицо руками.

Я нервно хихикнула.

Евжена покрутила пальцем у виска.

Пришлось сделать крюк до медицинского корпуса, оставить Надю и записку с подробным описанием нашего плана на крыльце, и идти впятером.

Всю дорогу Лукьян выглядел очень разочарованным.

Видимо, из-за того, что идея упасть в обморок и откосить от спасательной операции не пришла в голову ему.

Но, полно, вернемся к делам рыбной ловли.

В ответ на встречное требование Лукьяна лидер парсийцев нахмурился и принялся нервно пожевывать нижнюю губу. Его подчиненные лениво поглаживали выглядывающие из-за спины рукоятки кинжалов. Они все уже высыпали на пристань. И чего только Платон копался, спрашивается?

— Если я сказал, что отдам его живым и невредимым за три миллиона империалов, значит я отдам его живым и невредимым за четыре миллиона империалов, — высоко задрав подбородок наконец сказал лидер парсийцев. — Я Ивар Белобровый! Человек слова! Вы что, не верите моему слову?!

Мы с Лукьяном коротко переглянулись и синхронно отрицательно помотали головами.

Знаешь, Ивар Белобровый, мы-то тоже люди слова. И это слово “Ахаха”. К тому же, кто как, а ты-то точно брехун, каких поискать, потому что брови у тебя — черные.

К тому же.

— Было же два миллиона империалов, — напомнила я.

Ивар Белобровый уставился на меня так, словно только что увидел. Его лицо покраснело, щеки надулись.

— Это еще кто? — презрительно бросил он Лукьяну. — Твоя служанка? В таких-то одеждах, — его взгляд стал даже каким-то сочувствующим, — наверное, да.

Вот тебе и роковая красотка.

Нормально я одеваюсь!

Это вообще форма академии!

Небо над нами затянулось тяжелыми темными тучами, а мне пришлось спрятать подрагивающие от хлынувшей к кончикам пальцев силы руки за спину, крепко сцепив в замок. Учитывая то, что вокруг нас, куда ни плюнь, была или вода или дерево, призывать молнию рискнул бы только тот, кто никогда не открывал учебник физики за седьмой класс.

И это точно была не я.

— Как смеет вобла разговаривать с касаткой? — надменно проговорил Ивар Белобровый. — И ждать, что касатка снизойдёт до ответа?

Бровь Лукьяна дернулась.

— Ну вы-то со мной почему-то разговариваете, — сказал он.

Сначала до парсийцев не дошло.

А потом дошло.

— Да как ты смеешь?!

— Это оскорбление можно смыть только кровью!

— Мошенники!

— Они не хотят платить!

И еще какие-то непонятные выкрики тех парсийцев, которые не знали мариинского.

— А что вообще у нас в чемодане? — шепнула я Лукьяну.

— Я откуда знаю? Мой что ли чемодан? Что туда мог положить Змеев?

— Гель для укладки волос?

— Ой, надеюсь, он хотя бы дорогой.

— Мы все еще хотим увидеть-

— Карася покажите, — по-прежнему настаивал Лукьян, прирожденный торгаш, бизнесмен, перспективный финансовый инвестор. — К вопросу цены вернемся позже. Может, там уже и платить-то не за что.

Ага, и покажут сейчас нам не карася, а… уху.

Меня передернуло от таких безрадостных мыслей.

Жуть какая.

Ивар Белобровый махнул рукой своим подчиненным, хлипкие створки гигантского деревянного ящика, возле которого толпились парсийцы разъехались в стороны, и из темной глубины донеслись переполненные негодованием истеричные вопли:

— Вы не знаете, с кем связались! Я не просто сижу тут! Привязанный к стулу! Я даю вам фору! Да вы хоть представляете, кто мой отец, а? Кто мой дядя? А я? Я еще хуже! Я хуже всех, кого вы встречали до сих пор!

Ага, особенно — по части актерской игры.

— А я-то надеялся, что они заклеили ему рот, — скорбно вздохнул Лукьян.

— Убедились? — бросил на нас сердитый взгляд из-под черных густых бровей, в которые можно было заманивать и бросать на верную смерть врагов, Ивар Белобровый.

— Мы просили показать.

Ивару Белобровому деваться было некуда.

Два закутанных в шубы по самые носы парсийца вытащили брыкающегося Гордея Змеева под лунный свет и выжидающе уставились на нас черными глазами, поблескивающими из-под железных рогатых шлемов.

— Ваш?

Гордей Змеев подавился возмущением прямо посреди речетатива, фиксирующего все достижения его многочисленной родни за последние несколько столетий.

Его подозрительно покрасневшие глаза уставились на нас с Лукьяном.

— А еще позже нельзя было прийти? — возмутился он, не тыкая в нас пальцем только потому, что руки у него были связаны.

— Лично я вообще не собирался приходить, — сказал Лукьян. — Как ты только умудрился стать жертвой похищения? Позорище, — за неимением на сцене Платона Лукьян решил взять функции по наполнению ментального пространства пассивной агрессией на себя.

— Как-то странно они себя ведут…

— А они точно станут его выкупать?

— Не знаю, как они, а я вот что-то совсем не выкупаю, что происходит.

— Так ваш? — теряя терпение повторил свой вопрос Ивар Белобровый.

Я оттянула уголок глаза.

— Как-то плохо видно. Можно поближе его подвести?

Ноздри Гордея Змеева раздулись.

Еще чуть-чуть и из них бы наверняка повалил пар.

За спинами парсийцев медленно поднималась волна.

— Пять миллионов империалов, и мы отдаем его вам, — торжественно пообещал Ивар Белобровый.

— Отдают они, — фыркнул Лукьян. — А зачем вы его вообще забирали? Он же постоянно орет. И он огневик. Положите его где-нибудь рядом с айсбергом, и Парсию через пару часов смоет с карты глобальным потеплением. Давайте так. Мы забираем его, и тем самым спасаем ваше королевство от климатической катастрофы, а вы тихо-мирно уплываете в ночь на целом корабле. Как вам предложение?

Волна становилась все выше и выше.

Из толщи воды высунулась бледная, синеватая рука и крепко ухватилась за доски пристани.

Затем еще несколько рук.

— Если вы не отдадите нам шесть миллионов империалов, он отправится кормить рыб!

— Да отдавайте уже, — буркнул Гордей.

— А ты высоко себя ценишь, как я посмотрю, — отметил Лукьян.

Гордей еще раз оглядел нас с головы до ног.

— Вы без денег, — заключил он.

Затем он повертел головой вправо и влево.

— И без поддержки, — добавил он.

Он бросил взгляд нам за спины, словно все же надеялся обнаружить там кого-то еще.

— А где Флорианский, Его Высочество, Рэйн и плаксивая