Шрифт:
Закладка:
— Сожалею, но ничего не выйдет, — он сцепил руки перед собой в замок. — Сегодня звезды не рекомендуют мне проливать кровь в поединке. Это должен быть мирный день, иначе боги будут разгневаны. Вы же не хотите их разгневать?
— Оооо, — хором протянули пораженные парсийцы.
— Сигурд, сядь на место! — рявкнул Ивар Белобровый.
Они очень не хотели гневать богов. В последний раз, когда они их разгневали, они застряли в этом море на двести лет, и, ну, знаете, так себе это, наверное, был опыт. На три звезды.
Из ста.
Из ста миллиардов даже, можно сказать.
— Трус, — выплюнул Гордей.
Руки ему развязали, так что заговоренные веревки больше не мешали ему использовать чары. Тем не менее лучше выглядеть он не стал. Лукьян предлагал подлечить нос Гордея с помощью отката времени, но Гордей шарахнулся от него так резво, что чуть было не свалился с пристани.
Судя по всему он опасался того, что время Лукьян откатит к тому моменту, когда нос у Гордея еще не сформировался, и будет он щеголять без носа.
Он предпочел напихать в нос любезно предложенных Евженой салфеток, предварительно поплевав на них.
— Ты же понимаешь, что ты не собака, и твоя слюна не обладает бактерицидными свойствами? — сказала я.
Гордей высокомерно фыркнул.
— Продезинфицировать — не проблема, — сказал он.
И довольно ловко подпалил салфетки, собственно, нос и даже брови.
Евжена хлопнула себя ладонью по лицу, прежде чем полезть в карман юбки за другими салфетками.
В ответ на словесный выпад Лукьян наградил Гордея смешливым взглядом.
Шуба ему досталась черная, тяжелая, с золотой оторочкой, и на контрасте с белыми волосами и желтыми глазами это выглядело по-настоящему впечатляюще.
Он оперся локтем на стол и расположил голову на согнутой руке так, чтобы глядеть мимо меня прямо на Гордея.
— Если ты так настаиваешь, я могу подраться с тобой.
— Кровь же нельзя проливать, сам сказал, — гнусаво процедил Гордей.
— Я и не стану. Я тебя просто придушу, — пропел Лукьян, понизив голос до еле различимого шепота и демонстративно накрутив на руку форменный галстук, — и Дафне не придется возиться с парсийским проклятием. Отличный расклад, я невероятно рад, что ты сам это предложил. Я, знаешь ли, не хотел бы выглядеть злодеем с такими инициативами.
Я вытянула вперед руку и помахала ладонью, которой я ударила по ладони Ивара Белобрового, и на которой теперь отчетливо виднелась печать магического контракта в виде цветка клевера, символа клятвы и нерушимости данного мной обещания, в воздухе.
— Хватит. Сделка уже заключена.
— Цена сделки — его жизнь. А если он будет мертв, то и расплачиваться тебе не за что, — сверкнув глазами сказал Лукьян, но тем не менее послушно откинулся обратно на спинку стула.
Гордей молча уставился в свой бокал, наконец-то заткнувшись.
И я бы вообще хотела знать, с какой стати он сидел с моей стороны. Разве там полагается находиться не родственникам невесты?
По-хорошему, там должен был быть Платон.
Но Платон захотел сменить место.
— Там? Нет, лучше я сяду здесь, отсюда лучше видно Дафнюшку. Или нет? Ой, а можно между мной и Змеевым посадить Евжену? Она за лето отъела неплохие щеки, они как раз загородят мне обзор на него.
Зубы Евжены весьма отчетливо скрипнули.
— Он не это имел в виду, — попыталась успокоить ее я.
— Он именно это имел в виду, — процедила Евжена.
Иларион, который сразу после оглашения условий церемонии сел рядом с Лукьяном и в дальнейшем предпочитал делать вид, что его здесь нет, он просто лунатик и пришел сюда во сне, он не с нами и вообще, ему уже пора, посмотрел на Платона с крайней степенью осуждения.
Может, потому что Платон хотел сменить подданство.
— Жаль, что я не парсиец, эти фрикадельки очень даже ничего!
— Ничего хорошего, — отметил Иларион. — Почему ты вообще их ешь? Что, если они отравлены, что если ты теперь помрешь?!
— С нами врач, — кивнул Платон в сторону Евжены. — Будущий врач. Я уверен, что у Евжены есть рекомендация на такой случай.
Он подмигнул ей.
— Я прав, Евжена Арчибальдовна?
— Ага. Например, не стоит ничего тут есть!
— Я бы и не стал ничего тут есть, если бы из-за кое-кого мы не пропустили ужин.
Мне хотелось приложиться головой о стол.
Как водный стихийник Платон обладал врожденной устойчивостью к ядам. Ему просто нравилось пугать окружающих.
Платон многое в своей жизни хотел поменять, тяга к переменам составляла девяносто процентов его личности. Судя по всему — весьма переменчивой. Иногда я задумывалась о том, не стихийная ли основа способности накладывала на характер пользователя определенный отпечаток.
И я уже заранее опасалась того дня, когда Платон решит жениться.
Он ведь подойдет к алтарю, приподнимет фату невесты и скажет:
— Ой, я вот даже не знаю, а поменять уже точно нельзя?
И тогда свадьба плавно перетечет в похороны.
То есть — сначала в кровавое побоище, а уже потом — в похороны.
Ох.
Что еще полагалось на парсийской свадьбе, так это говорить тосты.
— Давай, это твой шанс, — кивнула я Змееву, пощипывая себя за переносицу. — Сделай хоть что-то полезное. Встань и скажи, что ты против. И закончим на этом церемонию. У нас времени только до утра, надо уже начать разбираться с их проклятием. Если ты, конечно, не мечтал всю жизнь о карьере призрачного юнги.
— А я и не против, — хмуро сказал Гордей. — Вы, два урода, отличная пара. Всего вам нехорошего, помереть в один день и как можно скорее.
Тамада из него был отвратительный.
— Уууууууууу!
Вот и парсийцы так думали.
Кто-то даже кинул в него фрикаделькой.
А, нет, это опять-таки был Платон.
Что ж, закончить пораньше не получилось. Но Гордей был не единственный возможный претендент на роль отвергнутого и помешавшегося. Я с надеждой посмотрела на Илариона.
Иларион бросил вопросительный взгляд на Лукьяна.
Лукьян отрицательно покачал головой.
Иларион вздохнул.
— Прости, Дафна, у меня что-то в горле пересохло, — сказал он.
Да ладно?
Ты будущий император или где?
Почему у меня постоянно такое чувство, что я что-то важное упускаю?
К слову — Фекла была права. Тот кошмарный сон на новом месте о суженом в поместье Флорианских раз и навсегда определил мою судьбу, и, судя по моим оценкам за основы предвидения, на него же я и израсходовала все свои невероятно мощные способности к предсказаниям, ну и прекрасно, и ладно, и не очень-то хотелось.
Все равно мне никогда не удастся