Шрифт:
Закладка:
Лукьян просто скажет:
— О, как удачно, что я захватил с собой спички. Все-таки, что не говори, а гороскопы — невероятно полезная штука.
А потом он подожжет того таракана.
Во всяком случае, прямо сейчас он говорил Гордею Змееву, который в моем воображении был как раз тот таракан (рыжий, вездесущий, удивительно неблагодарный, непонятно, как от него отделаться — просто один в один) как раз что-то, что гарантированно должно было его воспламенить.
— Знаешь, все эти неприятности ведь свалились на тебя не случайно. У тебя весьма тревожный гороскоп.
— На этот месяц? — даже не усомнившись в искренности собеседника уточнил Гордей.
Ах, иногда мне все же становилось невероятно жаль его.
Он ведь буквально все принимал за чистую монету.
Его было так легко надуть.
Лукьян показательно призадумался и даже постучал пальцем по подбородку.
— Нет, на всю жизнь, — наконец сказал он, пришелкнув пальцами. — Кажется, звезды не особенно благоволят тебе. Может, все из-за того, что ты, как бы это сказать помягче, излишне приземленный?
— Ты!
— Он скоро, если мы так ничего и не начнем делать, будет не просто приземленный, а заземленный, — хохотнул Платон. — То есть, я имею в виду, хорошенько так присыпанный землей.
— Это не смешно, — сурово сказал Иларион.
— А по твоему эмоциональному фону так сразу и не скажешь, — отметила Евжена.
— Совершенно неважно, сколько мы здесь просидим, — сказал Лукьян, поочередно забирая наши бокалы с отваром и выливая их в придвинутый медвежий череп. — Это проклятый корабль. Время здесь искривлено, снаружи пройдет секунда, а мы тут уже успеем состариться. Сейчас куда важнее узнать, чего от нас хотят. А ещё лучше узнать, чего они хотели от, — его палец безошибочно указал на Гордея, — него. И не пейте это.
На последних словах он перегнулся через стол и в последний момент успел вырвать бокал с отваром из рук Платона.
— Если там яд, мне все равно ничего не будет, — надулся Платон.
— Это не яд, — покачала головой Евжена.
И я вся обратилась в слух.
После чаепития с императрицей я перелопатила всю библиотеку Флорианских, но так и не нашла ничего полезного.
— Это серебряные язычки, — сказал Иларион.
— Что? — не поняла я.
— Травка такая, — перевел на человеческий Лукьян. — Ее еще называют чайными листьями мертвецов. Используется преимущественно медиумами и некромантами. Она заставляет выпившего отвар или вдохнувшего аромат цветов поверить в любую чушь, которую ему скажут и рассказать даже то, что он не хотел рассказывать. Живого или мертвого. Вне периода цветения у нее тонкие острые слабо пахнущие листья с серебристым отливом. Ты должна была видеть ее в кабинете ректора.
Я попыталась вспомнить хоть что-то похожее и…
— Это же был укроп!
— Нет, это были именно серебряные язычки. Зачем ректору держать у себя в кабинете укроп?
Что ж.
Кажется, моя главная беда заключается в том, что у меня начисто отсутствует навык чтения ботанических справочников.
Я тяжело сглотнула.
— И зачем парсийцам давать нам этот отвар?
— Я думаю, это не их инициатива, — сказал Лукьян, его взгляд скользнул к Ивару Белобровому который все это время не отводил глаз от нас. — Верно я говорю? Кто дал вам это?
Ивар Белобровый медленно улыбнулся.
— Я не могу тебе рассказать, — он закатал рукав и продемонстрировал чернеющую на левом предплечье печать призыва. — Сегодня не Святая ночь, и без посторонней помощи мы бы не смогли ступить на сушу, более того, как правило, мы невидимы для глаз людей. Можешь представить себе силу ритуала, способного удерживать нас в этом состоянии? Я не скажу тебе, кто. Я сам не знаю. Я просто слышу голос в своей голове. Но ты можешь спросить своего друга, кому он перешел дорогу, — он мотнул головой в сторону Гордея. — Ведь призыватель приказал мне схватить его, лишь когда мы уже почти закончили нашу миссию в академии.
— Какую миссию? — спросила я.
— Освободи нас, девушка, — хохотнул Ивар. — И узнаешь.
Я посмотрела на Илариона, который должен был разбираться в таких вопросах лучше всех нас.
— А это сработает?
Иларион задумчиво пожевал нижнюю губу.
— Да? Нет? Как я уже говорил, невозможно взять их под контроль, пока они во власти проклятия. Но можно взять контроль над проклятием. Такая лазейка существует. Но для этого нужно четко понимать, какая матрица была использована, какие у проклятия условия. Кто накладывал. В общем, если бы все это было известно мне, то мы бы тут уже не сидели. Я бы сказал тебе. Ты бы сказала им. Условие сделки выполнено. Так что… даже не знаю, чем конкретно нам это может помочь.
— У нас времени до утра. Мы точно успеем?
— Должны успеть. У нас вариантов нет.
— Ты так говоришь, как будто бы это курсовую по картографии накидать.
— Но нам ведь собираются дать хоть какие-то исходные данные, верно?
— Надо просто сжечь этот корабль! — не выдержал развернувшегося мозгового штурма Гордей.
— Выведите психа, — пожаловался Платон.
— Я не псих, — обиделся Гордей.
— Не согласен. У тебя определенно какая-то навязчивая идея, связанная с поджогами!
— Да кого я хоть раз поджег?!
Я могла назвать кое-кого конкретного.
Платон, к слову тоже, чем он немедленно и воспользовался.
— Например, старуху Ехидину.
— Кого?
— Призрачную тетку, которая превратила тебя в козла. И вот если бы не ты и твоя непереносимость предсказателей, доходящая до абсурда, кстати говоря, мы бы не получили такую головную боль на церемонии распределения. Мы бы получили какую-то другую головную боль, конечно. А может и нет, мне вот сейчас уже кажется, все это именно из-за тебя происходит. Вот скажи мне, зачем нужно было ее сжигать? Она, конечно, заслужила, но можно же было просто передать ее жандармерии, а не создавать какого-то призрачного монстра. Тупой что ли, не знаешь, что неупокоенные души самое лучшее сырье для всяких чернокнижников?
Гордей нахмурился.
— Что за бред? Я эту тетку до церемонии никогда раньше не видел. И никого я не сжигал! Вообще!
— Жандармы, которых вызвал тогда отец, сказали, что это точно кто-то из вашей семейки. И именно твои няньки ошивались неподалеку. Кто еще это мог быть? Ты там, кстати, еще пацана какого-то сжег за компанию. Дафнюшка говорила, в том доме был пацан. И не стыдно тебе?
— В каком доме? Я этого не делал!
— А сейчас что? — не унимался Платон. — Опять во что-то вляпался. Что ты парсийским призракам-то сделал? Фрикадельки купил и протушил, шубу кому подпалил, отказался идти на свиданку с парсийской принцессой? Нехорошо, ей уже полтинник, может,
