Марли отстегнула ремень, поправила худи и обула кроссовки – в машине она сидела босиком.

– Как я выгляжу?

– Как всегда бесподобно!

Я тоже отстегнулась и еще раз крепко обняла подругу.

– Рейч!

– Ну?

– Ты не могла бы пока остаться в машине? Думаю, я должна сделать это одна.

– Уверена? – с удивлением переспросила я.

Она решительно кивнула.

– Хорошо. Но если понадобится, я буду рядом. Только позови.

– Знаю.

Марли сжала напоследок мою руку. Потом вышла из машины и неуверенными шагами двинулась мимо тлеющего костра по направлению к самой большой хижине. Секунду помедлила у двери, затем робко постучала. Открыл мужчина. Они немного поговорили. Разобрать слова я не могла, однако мужчина с приветливой улыбкой указал на хижину, вблизи которой я припарковалась. Марли поблагодарила, вернулась к машине и склонилась ко мне через опущенное стекло.

– Она в этом домике. – Голос подруги дрожал. – Рейч, моя мама действительно здесь.

Я просияла.

– Супер! Остался один маленький шажок. Ты справишься!

Марли расправила плечи; напряженные складки у рта исчезли.

– Сейчас я увижу маму! – объявила она, развернулась и решительно прошагала оставшиеся до хижины пять метров. Поднялась на невысокую веранду. Скрипнули деревянные ступени; я старалась не наблюдать слишком уж очевидно и все же сдвинулась поближе к открытому окну, чтобы ничего не упустить – вдруг Марли понадобится помощь.

У двери подруга еще раз обернулась ко мне. Я подняла вверх большой палец. Марли сделала глубокий вдох и негромко постучала.

Какое-то время ничего не происходило. Я вытерла о джинсы вспотевшие от напряжения ладони. Сердце бешено колотилось в груди, будто разыгрывалась напряженная заключительная сцена фильма, к которой я оказалась внутренне не готова. С единственным отличием – все происходило на самом деле и реально разрывало душу на куски.

Дверь открылась, и на пороге показалась женщина. Длинные черные волосы, золотисто-коричневая кожа на тон темнее, чем у Марли, теплый и приветливый взгляд. Я немедленно узнала маму подруги, хотя с нашей прошлой встречи минуло семнадцать лет.

– Вы ко мне? – спросила женщина и пристально всмотрелась в Марли. Конечно же, она не узнала свою дочь. Она видела ее в последний раз в возрасте четырех лет.

– Сандра Акаджи? – робко спросила Марли. – Мама?

Я слышала, как женщина шумно втянула в себя воздух. Она шагнула назад, затем вперед; на лице отражались одновременно тысячи эмоций.

– Марли? – выдохнула она.

По всему моему телу пробежали мурашки.

Женщина растроганно положила обе руки на плечи Марли, удерживая перед собой, чтобы как следует рассмотреть, и ошеломленно переспросила:

– Неужели это и правда ты?

Марли кивнула. Я видела, как она сглатывает, пытаясь сохранить хладнокровие. И внезапно сама ощутила жжение в горле – словно туда воткнули нож. Неужели опять?.. Грудь сдавило, дышать стало тяжело. Да что со мной происходит?

– Это ты, – произнесла женщина. В ее широко раскрытых глазах заблестели слезинки. – Каким…

В следующий миг они бросились друг к другу в объятия. Женщина так крепко прижала к себе Марли, что у той вырвался сдавленный всхлип.

И звук прорвал во мне все плотины. Увидеть, как лучшая подруга плачет и одновременно смеется от счастья, как обнимает свою мать, которую считала давно потерянной, – это слишком много. Любовь во взгляде женщины, бесконечная и безусловная любовь, резанула меня в самое сердце. В сердце, которое больше не защищал ледяной панцирь.

Я задохнулась от острой боли. И немедленно глаза взорвались слезами. Они неудержимым потоком бежали по щекам, капали на одежду. Бо́льшую часть жизни я с ними боролась, однако теперь слезы взяли надо мной верх. Куда пропал самоконтроль!.. Я приложила ладонь к груди и заплакала навзрыд. Слишком много эмоций. У меня не было сил с ними справиться.

Если бы я уже не сидела, то упала бы на колени. Я сложилась пополам, обхватила себя руками, всерьез опасаясь, что меня разорвет на части и я не соберу себя обратно.

От боли я не могла дышать. Всхлипывала, кашляла, корчилась – и ничего не могла поделать. Оставалось лишь ждать. Но слезы не унимались. Они копились во мне много лет и теперь неудержимо пробивали себе дорогу, оставляли на щеках соленые следы, орошали шею и декольте. Должно быть, тушь размазалась, и макияж поплыл. Я не могла пошевелиться и вытереть щеки. Так и сидела, как тридцать три несчастья, сотрясаясь от рыданий.

Что со мной вдруг случилось? Было в воссоединении Марли и ее матери что-то такое, что породило во мне шквал чувств. Сердце буквально переполнилось эмоциями. Однако почему-то на сей раз слезы вообще не воспринимались как слабость, чего я всегда опасалась. Наоборот, стало легче, пришло ощущение свободы.

Я не знала, сколько просидела в машине, обхватив себя руками. В какой-то момент поток слез иссяк, и странная боль утихла, хотя и не исчезла совсем. Марли с мамой давно ушли в дом, наверное, чтобы наконец выговориться после стольких лет разлуки. Хорошо, что они не видели моего срыва. В конце концов, этот момент принадлежал им.

А я была одна. Одна со своим новым «я», с которым не знала, что делать. Но еще ни разу в жизни я не чувствовала себя так здо́рово. Потому что поняла – больше не хочу быть одна. Я хочу, чтобы кто-нибудь на меня глядел такими же сияющими глазами, как у матери Марли, когда та рассматривала свою дочь. Чтобы меня носили на руках, чтобы мной дорожили. Чтобы меня любили. Сейчас и всегда.

Я хотела Блейка.

При мысли о нем внезапно накатила боль, причем острая, как никогда. Я опять согнулась пополам. Как такое возможно?

Из пересохшего горла вырвался хриплый смех. В отличие от недавних рыданий, он казался совершенно неуместным – и тем не менее освобождающим. Я позволила смеху созреть в себе, и наконец он забил ключом, становясь все более громким и неукротимым. Я сидела в машине с мокрыми щеками и покрасневшими глазами и смеялась, потому что наконец поняла: Блейк растопил мое ледяное сердце. И я жду не дождусь, пока смогу ему сказать, что наконец готова впустить его в свою жизнь.

44. Блейк

Я постучал в дверь дома Марли и Рейчел, однако в ответ услышал в ответ лишь недовольное ворчание. Немного выждав, постучал еще раз.

– Убирайся!

Голос Рейчел. Затем последовал глухой звук, словно о дверь ударилось что-то мягкое.

Я