Я зажгла две свечи и этим ограничилась – сияющий яркими огнями город у наших ног давал достаточно света.

Во время еды Блейк не мог оторвать глаз от вида за окном – и тем не менее все чаще поглядывал на меня.

– Посмотрел бы кто-нибудь на нас сейчас, – проговорил он наконец. – Знаешь, когда мы только познакомились, я решил, ты высокомерная городская цыпочка, вся из себя такая феминистка!

У меня чуть тоник из носа не вылился.

– А я думала, ты несносный провинциальный плейбой. Как такое позабыть?

Мы посмотрели друг на друга и покатились со смеху.

– А что плохого в феминизме? – спросила я, когда мы отсмеялись. – Тебе известно, что феминизм – это о правах, а не о запретах? Женщины всего лишь хотят равноправия. Почему кто-то решил, что их требования его задевают?

– Я вовсе не чувствую себя задетым. Двумя руками «за». Я лишь против крайностей. Не важно, в какую сторону качнется маятник. Даже что-нибудь вполне безобидное на вид, например религия, может стать опасным благодаря радикалам.

Я кивнула.

– По счастью, меня не воспитывали в религиозном духе. Вера противоречила бы многим моим сегодняшним убеждениям.

– Твои родители атеисты?

– Мама происходит из еврейской семьи, однако обряды не соблюдает. Папа атеист. А твои?

– Раньше мы ходили в церковь каждое воскресенье. Но после развода мама перестала. И хорошо.

– О. Мне жаль.

– Жаль? Что мы больше не ходим в церковь?

– Нет. Что твои родители развелись.

– А, не стоит, – отмахнулся Блейк. – Все уже в порядке. Они по-прежнему в хороших отношениях. Мама снова вышла замуж, Дэррол превосходный отчим. Вот только у меня с папой… – Он неуверенно кашлянул. – После несчастного случая наши контакты почти сошли на нет. Отец живет в Ванкувере с новой семьей, но он присутствовал на стадионе, когда… со мной это произошло. Раньше он приезжал на все мои игры. – Блейк сглотнул и устремил взгляд в сторону окна. – В том, что мы почти перестали общаться, не его вина, а моя. Я… я просто не могу смотреть ему в глаза, после того как моя мечта… наша мечта рухнула. – Он распрямил плечи и посмотрел на меня. – Мне и с этим предстоит разобраться.

Признание меня ошеломило – до того, что уголки губ приподнялись сами по себе.

– Я уверена, твой папа будет счастлив, если ты наладишь с ним контакт.

Блейк кивнул, несколько смущенный.

– Я тоже так считаю.

Секунду мы смотрели друг другу в глаза, пока у меня не начало покалывать в затылке.

– Значит, у тебя с отчимом хорошие отношения? – торопливо спросила я, желая сгладить напряженность момента.

– Да, он был моим тренером в старших классах, делал все для меня и моей карьеры, и… – Блейк нахмурился. Вероятно, раньше он сказал бы: «А я его подвел», однако новый Блейк стал другим. Менее циничным, менее подверженным унынию. – И я вечно буду ему за это благодарен, – закончил он фразу.

В моей груди вспыхнула гордость. Гордость за Блейка, который уже в юности перенес много страданий и не позволил им сломить себя.

Мои щеки запылали. Я поспешно расстегнула молнию и сбросила с себя куртку, под которой носила спортивный бюстгальтер-топ.

Блейку явно стоило усилий не пялиться на мое декольте. Мне стало еще жарче. Я подняла стакан.

– За всех, кто помогал нам пережить плохие времена.

Блейк поднял свой стакан и стукнулся со мной.

– И за тебя. Ты всегда выглядишь обалденно.

Я фыркнула и швырнула в него роллом.

– Ты чего? Я сказал что-то не так? Опять обвинишь в домогательствах?

– Нет. Заруби себе на носу, женщины наводят красоту не только для мужчин. Мы должны иметь право одеваться сексуально, причем без всяких негативных последствий. Например, чтобы к нам не подкатывали на улице против нашего желания, или еще хуже. Какая разница, делает это женщина сама для себя или чтобы понравиться кому-то? Она в любом случае должна иметь право принимать решение для себя – и только для себя.

Блейк уставился на меня, округлив глаза.

– Кроме того, ты, как чернокожий мужчина, также получаешь выгоду от интерсекционального феминизма. Речь идет о расширении прав не только женщин, но и всех людей, которые испытывают притеснения.

– Под таким углом я еще не смотрел на проблему, – виновато заморгал Блейк. – Ты права. Я-то всегда думал, женщины рады, когда им делают комплименты.

– Рады, однако все зависит от контекста. Если она не проявит ответного интереса, нужно отнестись с пониманием и прекратить попытки.

– Ясно. Этот урок я усвоил на своем горьком опыте.

Смущенно улыбнувшись, он намекнул на нашу первую встречу, когда я поставила его на место. Мы опять рассмеялись.

Блейк задержал на мне взгляд, и я ощутила, что нас многое объединяет. Те самые узы, которые завязались в Сент-Эндрюсе, сегодня окрепли еще сильнее. И я больше не хотела их терять.

– Только честно: почему ты явился в «Бинс энд К°»? – Этот вопрос я непрерывно задавала себе с самого утра. – Чтобы увидеться со мной? Или просто попробовать знаменитый фраппучино?

– Потому что… – Блейк чуть запнулся, но затем уверенно посмотрел мне в глаза. – Потому что я хотел ощутить связь с тобой. Какая-то часть меня по тебе тосковала.

Хотя его слова можно было воспринять как безвкусный штамп, у меня даже палочки из рук выпали. Все тело опалило жаром, а сердце уже не было ледяным: оно пылало в груди, и пылало только для Блейка. В следующий миг я рванулась к нему и села на колени, обхватив ногами. Впилась губами в его губы. Ничего более вкусного никогда не пробовала!

Блейк на миг оторопел, однако затем ответил на поцелуй. Обвил руками мою талию, положил ладони на попу и крепче прижал к себе. Мои пальцы скользили по его затылку, а язык чертил круги во рту. Во мне взорвались одновременно тысячи фейерверков. Наконец мы снова близки. Наконец исчезла тянущая боль в груди. После отъезда из Сент-Эндрюса я много с кем переспала, однако теперь поняла – лишь Блейк способен утолить мое возбуждение.

Каждое его прикосновение заставляло мое тело содрогаться. Я поерзала на его коленях и с удовлетворением ощутила твердость между своих ног. Он не в силах больше ждать, так же как я? А я, с той самой минуты, когда Блейк порывисто поцеловал меня после полета на «воздушном змее», ни о чем другом не могла и думать.

Я обхватила его