— Павел! Что ты нас все время кормишь одними жареными перцами — трава! А мы землекопы, жить на одной траве не согласны.

— А где я вам чего возьму?

— Давай машину.

Съездил я в Резину, городок такой, привез из местного холодильника полбарана. Только не очень помню, чтобы баранина пошла нам особенно впрок. Привезенная Павлом повариха, как видно, умела хорошо готовить только жареные перцы. А Виктор теперь после вселенского развала бросил свою Молдавию и осел у нас в Ростове Великом, где благополучно и пребывает.

Наконец, приехал сам ГБ, а у меня кончается отпуск, пора уезжать.

— Подожди, я позвоню Димке (второй зам. директора Института Дмитрий Борисович Шелов).

— Для тебя он Димка, а для меня начальник. Ты подводишь меня, да и его.

Тут еще приехал известный поэт Наум Коржавин. Человек мешковатый и несколько неуклюжий внешне, но живой и темпераментный, он стал развлекать нас забавными рассказами и анекдотами. Но мне было давно пора, и я оторвался в отъезд, хотя и с некоторым опозданием, которое Д.Б. Шелов, добрая душа, мне простил.

Вообще ГБ был изрядный сочинитель и импровизатор. Он известен не только научными работами, но и художественными произведениями, в частности циклом рассказов, объединенных в сборнике «Дневная поверхность». Его розыгрыши были остроумны, но грубоваты. Однажды на заседании славяно-русского сектора объектом розыгрыша он выбрал Аркадия Васильевича Никитина (АркВас), человека вспыльчивого и заядлого поборника-правдолюба. Сыграл ГБ на тогдашней кампании гонений на стиляг, искусно уловив момент, когда срочно ушедший Б.А. Рыбаков оставил за себя председателем его друга Сашу, Александра Львовича Монгайта. Вроде бы от председателя АркВас получает записку: «Аркадий Васильевич, на вас до неприличия стильный галстук» (тут только смысл). Монгайт на своем председательском месте недоуменно рассматривает переданный по рядам пакетик с галстуком, а АркВас в гневе расстегнулся уже чуть не до пупа: «Вот я вас!» Монгайт уловил в Жорином углу некоторое движение и хихиканье и примерно сообразил, в чем дело. Сектор кончается, и взбешенный АркВас набрасывается на Монгайта:

— Как ты смел!?

Брызжет слюной и слова не дает сказать.

Наконец Монгайт прорвался сквозь поток его красноречия:

— Да ты хоть посмотри, чей почерк-то.

АркВас вгляделся и на ГБ:

— А! А! А! Нахал! Сценарист! Киношник!

Инцидент имел отзвук в Институте этнографии, помещавшемся выше, на 4-м этаже: "Каков Монгайт-то оказался! Заставил Аркадия Васильевича снять галстук".

В другой раз он решил подшутить над питерскими (в то время ленинградскими) коллегами. В Ленинграде действовала лаборатория первобытной техники, которая моделировала приемы и эффективность работы каменными орудиями. И вот в одно прекрасное время в Ленинградское отделение ИА вроде бы как из разных научных центров стали поступать телеграммы примерно одинакового содержания (по смыслу): "Поздравляем замечательным открытием эффекта — называлось имя лаборанта. — Срочно публикуйте, внедряйте и т.п."

Парнишку-лаборанта трясут:

— Ты что сделал?

— Да ничего я не делал.

— Врешь! Сознавайся!

Догадались наложить исходящие пункты телеграмм на карту. Киев, Одесса, Кишинев. Ба! Да это же Жорка Федоров. Его маршрут в Молдавию на своей машине. Месть питерцев была много тоньше и злее. К моменту выборов в Молдавской Академии наук сумели организовать телеграмму в Институт археологии в Москву: Георгий Борисович выдвигается кандидатом в член-коры Молдавской Академии наук, испрашивается его согласие. Все поверили. Б.А. Рыбаков вызывает ГБ. Тот смущенно мнется и не очень решительно соглашается. Рыбаков: «Ведь придется переезжать туда». Жора: «Ну, что ж, придется, так придется». Возмущалась только Татьяна Сергеевна Пассек, дама импозантная и экспансивная: «Кого!? Этого хулигана Жорку? Да я там в Молдавии сделала гораздо больше и более достойна академического звания!»

В это же время у меня на складе бесцельным грузом хранилась дюралевая лодка-казанка с подвесным мотором. Она была приобретена О.Н. Бадером для предполагаемых разведок после открытия палеолитической живописи в Каповой пещере, но не была им востребована. Согласился взять лодку в экспедицию и там ее оставить Андрей Васильевич Куза, исполнявший роль завхоза в экспедиции Б.А. Рыбакова. Но тут появился новый любитель, Андрей Леонидович Никитин, работавший на Плещеевом озере и вытекающей из него р. Векса. Я согласился, когда узнал, что с ним едет и сам Андрей. Этот эпизод описан в опусе А.Л. Никитина «Голубые дороги веков», где я упоминаюсь в образе не существовавшего завхоза Кости (в обновленном варианте « Дороги веков» уже в действительном качестве зав. складом). Более правдоподобную версию эпопеи мне потом поведали приглашенные в экспедицию Андрей Куза и Саша Воскресенский.

Придерживаюсь не отличающейся, но более красочно рассказанной версии Кузы:

Кончились деньги. Начальник поехал в Москву, завтра привезу. У нас было 6 р. и в надежде на завтра мы (третьим был ранее мной не упомянутый Вадим Егоров) на скорую руку пропили их в ресторанчике местного торфопредприятия. Утром встречаем — нет. В обед приедет. Таки нет же. И далее все нет и нет. Хозяйка, в доме у которой мы снимали комнату, смотрит подозрительно. Утром швырнет сковородку с картошкой — жрите, и все. Мы от тоски вскрыли вьючный ящик начальника, достали припасенный спирт (по блату был отпущен мной в изрядной дозе) и стали кататься на лодке по очень извилистой, сильно меандрирующей Вексе. В один конец один на руле, в другой — собрат-антипод. Кто меньше разов врежется в берег, тому чару победительную, ну а супротивнику — утешительную. Раскоп забросили и сами себя запустили. Однажды приходим, а хозяйка:

— К вам гость.

Смотрим — девочка, беленькая, чистенькая, нежная. Мрачные небритые дяди:

— Ты кто?

— Я художница, меня Андрей Леонидович нанял.

— Деньги есть?

— Есть, 3 рубля.

— Давай сюда!

Отняли у нее эти 3 рубля и пошли пропивать в тот же ресторан. Приходим, а девочки нет, и хозяйка сообщает:

— Она заняла у меня 3 рубля и уехала.

Но тут вскоре приехали жена Хмыря Люся