Внезапно Шилль скользнул за спину противника, вцепился в его запястье и воскликнул:

— Замолчите!

Все замерли. Фоглер подлетел к дерущимся и схватил Шилля за плечо, но тот стряхнул его руку и громко произнес:

— Томас Манн отменно разбирался в дуэлях, а однажды его вызвал на поединок его коллега Теодор Лессинг. Манну повезло остаться в живых, потому что он заметил ошибку в соблюдении формальностей и уже начавшуюся дуэль отменили, ясно вам, шут гороховый? — Шилль стукнул рукояткой палки по груди оппонента.

Тот высвободился и, задыхаясь от негодования, процедил:

— Выбирайте выражения!

— Я готов повторить все еще раз! Манн нигде точно не описывает расстановку противников, следовательно, правды не знает никто. — Шилль коснулся палкой плеча толстяка и, выполнив танцевальное па, добавил: — А главное, это была отнюдь не последняя дуэль. Хотите подробностей?

Шилль схватил левую руку оторопевшего толстяка и отвел ее в сторону, при этом палка в его руке устремилась вверх и царапнула подбородок учителя. Тот охнул и кинулся на букиниста с кулаками, завязалась драка. Участники экскурсии окружили забияк и кое-как их растащили.

Вызванная полиция зафиксировала легкие телесные повреждения и обвинение в нападении, которое впоследствии было отклонено как несущественное.

Фоглер, придя к выводу, что у его друга неладно с головой, поспешил вернуться домой, не дожидаясь окончания поездки.

По всей вероятности, Шилль решил посетить аукцион, когда уразумел, что купить комплект старых пистолетов через интернет ему не удастся — слишком велик оказался ассортимент, слишком много выявилось нюансов. На одном из военных форумов букинисту встретился анонс запланированных на вторую половину того же дня торгов, где, к его удивлению, представляли несколько пар дуэльных пистолетов, а также легендарное оружие вермахта. Шилль со всех ног рванул на Мюнц-штрассе и теперь сидел в фойе аукционного дома, теша смутную надежду отыскать что-нибудь подходящее.

Вслед за гусарской саблей мадам Мербуш предложила вниманию публики погоны сержанта полевой артиллерии времен Первой мировой войны, имя которого не сочли достойным упоминания. Лот достался за полтораста евро даме во втором ряду. Французский игольчатый штык ушел за сто евро седовласому старику, а «гарантированно не ржавый», как заявила аукционист, экземпляр рыцарского креста с железными дубовыми листьями приобрел за семь с половиной тысяч сосед Шилля, все время сидевший неподвижно, скрестив руки на груди, и лишь изредка кивавший головой.

Букинист с нетерпением ждал, когда на торги выставят пистолеты. Затейливый парад пережитков минувших времен, устраиваемый в этом зале, не вызывал у него ни малейшего отторжения. Скорее здесь он чувствовал себя комфортно и испытывал странное утешение от мысли, что предшествующие исторические эпохи произвели нечто достойное увековечивания, хотя, на взгляд Шилля, для самого впечатляющего лота — датируемого I в. н. э. и на удивление прилично сохранившегося шлема римского центуриона, стартовая цена тридцать пять тысяч, — нельзя было придумать абсолютно никакого разумного применения.

Может, это возраст так облагораживает совершенно утилитарные предметы? Может, дело в их боевой истории, связанной со смертью и разрушением, в их биографии, окрашенной кровью нигилизма? Или же в них содержится некое скрытое значение, которое и делает их интересными для тех, кто родился на много веков позже?

Забавно представить, с каким недоумением смотрел бы на собравшихся в аукционном зале людей обладатель этого шлема, если бы попал сюда сегодня и крутил непокрытой головой в поисках своего форменного убора. Еще забавнее представить аукцион, который состоится через несколько сотен лет: потомки мадам Мербуш предложат почтеннейшей публике приобрести велошлем или, скажем, бейсболку человека, сидящего двумя рядами впереди Шилля. «С чего бы это, — гадал букинист, — современные вещи смогут заинтересовать кого-то в будущем? По тем же, по которым вон тот франт в лоденском пальто отслюнявил десять тысяч за островерхую каску, фуражку и погоны из поместья председателя имперского военного суда, жившего сто лет назад? Что же это за причины?»

Краем глаза глядя на одного из покупателей, слегка выпятившего губы, словно для поцелуя, Шилль поймал себя на мысли, что не очень-то хочет знать ответы на эти вопросы, тем более что на аукцион вот-вот должны были выставить лоты, ради которых он сюда и примчался.

Пару французских кавалерийских пистолетов калибром около пятнадцати миллиметров, с целиком, без мушки, в чехле для хранения, обитом зеленым бархатом, предложили по стартовой цене восемнадцать с половиной тысяч евро. Сосед Шилля не шелохнулся, изумленный букинист тоже остался сидеть без движения. Такой суммой он не располагал, хотя, безусловно, был единственным человеком в зале, а может, и в целом мире, по-настоящему желавшим воспользоваться этим оружием по назначению. Тем не менее он испытал удовлетворение, когда после бурного обмена знаками и кивками мадам Мербуш назвала предложенную одним из покупателей цену в размере двадцати четырех тысяч в первый, второй и, после традиционной паузы, в третий раз. Никто не удивился бы, подними Шилль ставку еще выше — здесь его голос стал бы одним из многих.

— Уймища денег, и за что? — вполголоса произнес сосед Шилля, не оборачиваясь, но явно обращаясь к нему. — Из этой рухляди и стрелять-то нельзя…

Букинист кивнул, думая о своем, и отозвался: — А нужны такие, из которых стрелять можно. Сосед повернул голову и с любопытством на него посмотрел.

Трудно предположить, что случилось бы, если бы в тот день Шилль действительно купил оригинальный комплект исторических дуэльных пистолетов. На торги выставили еще три лота, но букинист, по-видимому, уже догадался, что предлагаемое оружие не отвечает его целям, и дело не только в цене. Для начала, какие следовало взять пистолеты — гладкоствольные или нарезные? Выбор судьбоносный, поскольку первые считаются менее меткими, но именно поэтому точнее соответствуют классическому представлению о поединке как о свершении суда Божия. Шилль только улыбнулся, когда на аукцион представили комплект со стволами, похожими на пушечные, потому что сразу сообразил: эти орудия разлетятся в руках у дуэлянтов еще раньше, чем они начнут прицеливаться. Имелись у букиниста и практически неразрешимые вопросы: кремневый замок или ударный с капсюлем, дульнозарядные пистолеты или револьверы, круглые пули или конические, да или нет? Все это казалось крайне запутанным, требовало специфических навыков и знаний, а главное — времени, которого у Шилля не было.

Стартовые цены от одиннадцати до тридцати тысяч евро, которые мадам Мербуш называла словно нечто само собой разумеющееся, повергали его в недоумение. Никаких гарантий, что пистолеты сработают, не было, да и не должно было быть, потому что никто не собирался из