Шрифт:
Закладка:
Цены находились в четырех-пятизначном диапазоне. Уланская шапка начала XX века из имения генерал-майора Рудольфа Штеффека, украшенная султаном из черного конского волоса и орлом из сусального золота, стартовая цена пять тысяч евро, после непродолжительных торгов была продана за шесть тысяч восемьсот покупателю из-за рубежа, участвовавшему в аукционе по телефону. За русскую гусарскую саблю запросили сорок шесть тысяч, и рука букиниста Александра Шилля, сидевшего в пятом ряду, непроизвольно дернулась, но не потому, что он пожелал купить саблю, — просто такая гигантская сумма за этот лот показалась ему неслыханной.
Букинист был худощавым человеком с яйцевидным черепом. Очки, поднятые на его высокий лоб, при каждом повороте головы соскальзывали обратно на переносицу. Во всем облике Шилля ощущалась какая-то невыразительность: землистый цвет лица, тускло-голубые глаза, короткие, скорее темные волосы, бескровные губы (и это неудивительно, если вспомнить о решении, которое он принял на днях). Одетый в серый тренч, он сидел слегка подавшись вперед и внимательно следил за ходом аукциона. Шилль и раньше понимал, что свои причуды есть у каждого коллекционера, однако сегодня с изумлением осознал, насколько обороты в торговле старыми книгами ничтожны по сравнению с торговлей старым оружием. Более того, в отличие от книг, стоимость которых существенно снижалась даже из-за мелких пятен на форзаце или незначительных потертостей на корешке, вмятины, исторические места поселения моли и следы патины на оружии гарантировали подлинность объектов и потому только повышали их ценность.
— Господин в пятом ряду с края участвует? — Мадам Мербуш кивнула в сторону Шилля, и все с любопытством повернулись к нему.
Букинист вздрогнул и поднял вторую руку, словно сдаваясь.
— Нет? Тогда повторяю, сорок шесть тысяч евро — стартовая цена за эту русскую гусарскую саблю восемнадцатого века. Кривой однолезвийный клинок длиной восемьдесят четыре с половиной сантиметра, гравировка барон Киприан Антонович Крейц, рукоять с золотым обкладом и инкрустацией, в очень хорошем состоянии.
Публика состояла в основном из мужчин в возрасте, и большинство из них вырядились так, словно явились на собрание аристократов-лесовладельцев или съемки фильма о нем, — в лоденовые пальто, твидовые костюмы, полосатые пиджаки от «Бёрберри», дополнением к которым служили карманные часы на цепочке, французские манжеты и булавки для галстука, причем последние в основном были ржаво-коричневого и зеленого цвета. Помимо этих представительных господ, в зале присутствовали мужчины в кожаных куртках (одна даже немного засаленная) и жилетках, дамы в деловых костюмах, а также молодые бизнесмены в простых голубых рубашках — один из них в эту минуту сделал ставку.
— Сорок шесть тысяч пятьсот, господин в юлу-бой рубашке слева, — заметила мадам Мербуш. — Еще предложения?
— Сорок семь… нет, пятьдесят тысяч, рядом с предыдущим претендентом.
По залу пронесся приглушенный ропот.
— Пятьдесят тысяч! Кто больше? Пятьдесят тысяч — раз, пятьдесят тысяч — два…
Сотрудница аукционного дома поднесла к уху телефон, что-то прошептала в динамик аппарата по-русски и сделала знак мадам Мербуш.
— Шестьдесят тысяч, участник номер сто семьдесят два, по телефону, — воскликнула та, и ропот перерос во всеобщее волнение. — Шестьдесят тысяч — раз, шестьдесят тысяч — два, шестьдесят тысяч — три!
— Очень дорогой нож для открывания писем, — язвительно прокомментировал кто-то.
А бизнесмен, предлагавший сорок шесть с половиной тысяч, развел руками и сказал соседу:
— Если русские хотят что-то вернуть… у других нет шансов.
Судя по всему, визит Шилля на торги был спонтанным. Едва ли он разработал какой-то план, предусматривавший покупку пистолетов. Наконец, посещение аукциона могло явиться результатом каскада случайных событий.
Началось все с того, что его бизнес, букинистический интернет-магазин, стал совершенно убыточным. В первые годы существования Всемирной паутины книготорговля пережила бурный расцвет, однако быстро пришла в упадок. Люди читали меньше и приобретали печатные книги реже, потому что практически любой текст можно было найти онлайн. Надеясь, что мир одумается и вернется к прежним привычкам, сперва Шилль отказывался покупать старые книги на вес или кубометрами. Когда же он скрепя сердце принял несколько таких посылок, его сердце затрепетало от радости: среди килограммов бумаги и картона, доставшихся ему за смешные деньги, обнаружились уникальные собрания сочинений Штифтера, Гуцкова, Фридриха Великого! Впрочем, спустя недолгое время букинист опять пал духом: выяснилось, что эти прекрасные книги никому не нужны даже за умеренную плату. Их готовы были принять в дар, и то при условии, что доставку оплатит Шилль, что он в итоге и сделал, поскольку коробки с книгами грозили заполонить все пространство его квартиры.
Букинист здраво рассудил, что ему придется поменять специализацию на что-то, не связанное с цифровой реальностью. После нескольких безуспешных попыток заняться эзотерикой и астрологией (у него была редкая энциклопедия фон Клеклера, а еще книга Вульфа, личного астролога Гиммлера) он с грустью убедился, что данный сегмент рынка давно поделен и ему там места нет.
Брался Шилль и за другие проекты, однако всякий раз терпел неудачу. В определенный момент он заметил, что то и дело мысленно обращается к вопросу дуэлей. Впрочем, в этом не было ничего странного, ведь в его квартире стояли два ящика из Австрии, набитые старыми книгами дуэльной тематики (их не получилось никуда пристроить), и он регулярно натыкался на них то взглядом, то коленкой. Скорее от скуки, чем из любопытства, Шилль открывал ящики и читал трактат графа Шатовиллара, члена Парижского жокей-клуба, «Правила дуэли» Луи Шаппона, «Науку о чести» Армана Кроаббона и другие основополагающие произведения, в которых истинное рыцарство и благородная гуманность были не пустыми словами, а, по-видимому, достаточным основанием для того, чтобы человек добровольно рисковал жизнью. Теперь уже не узнать, на каком этапе Шилль пришел к заключению, что дуэли — это чрезвычайно увлекательно и актуально. Постепенно он становился своим собственным лучшим клиентом: коллекция книг о поединках разрасталась, и Шилль почти ничего не продавал, лелея мечты о будущем, в котором у него одним махом выкупят всю подборку, касающуюся этого захватывающего, но забытого пласта истории и культуры.
На фоне чисто деловой трансформации интересов Шилля серьезные изменения происходили и в его социальной жизни. К чепухе, которая так будоражила фантазию букиниста, большинство его друзей отнеслись скептически. Никто не верил, что дуэльная традиция возродится и обретет былую популярность. На курс лекций «Дуэли — вчера, сегодня, завтра?», который Шилль, горя желанием поделиться собранными сведениями, представил в центре обучения взрослых во Фридрихсхайне, не записался ни один человек. Но неудачи лишь под стегивали пыл Шилля, и его энтузиазм только возрастал.
Три месяца
