Дома никого не было. Мать придет вечером, отец на пару месяцев улетел на север устанавливать серьезное оборудование для одного большого, солидного предприятия. Максим направился на кухню и даже открыл холодильник, но тут же его захлопнул, передернув плечами — на сегодня еда отменяется.

В теле чувствовалась слабость, хотя, боль в желудке прошла. Почему-то сразу вспомнился дворовый пес, его морда, глаза, в которых плавали бирюзовые блики… Может, правда, надо выпить активированный уголь? Вместо этого, Максим зевнул, потянулся и бросил взгляд в окно. Солнце во второй половине дня всегда заливало светом его комнату, забираясь во все углы и потаенные места.

Проморгавшись, парень задернул шторы. Прилег на диван. И поморщился, ощутив на поясе, под ребром, то ли ссадину, то ли укол.

— Это что за фигня, — буркнул он. Присел, расстегнул рубашку, надавил пальцем, и удивленно приподнял бровь — место болезненно кольнуло. Макс вышел в прихожую, где висело большое, в полный рост, зеркало.

На боку отчетливо краснел странный порез. Маленький, крест на крест — каждая полоска не больше сантиметра.

— Когда это я успел? — Задумался он, и вдруг припомнил, что ночью сильно дернулся во сне от непонятной боли. А потом перед глазами промелькнули неприятные фрагменты сна.

Это было странное видение — погружение в грязный зеленый омут, в котором плавали каракатицы, жуки, двухвостки, мокрицы с волосатыми спинами. Одна из них заползла ему в рот, и он ее… Съел?!

Картинки из сна вдруг выстроилась стройной цепью, отображая всю последовательность событий.

Вначале, на него накинули сеть — ее тугие нити впивались в тело, проникали точно в масло, а потом закопошились под кожей.

Потом паук, выползший из его живота — зеленый, переливчатый, с множеством лапок и челюстями… Да, вначале появились челюсти, проколовшие кожу, как раз на боку.

Следующая картинка — его пригвоздило к старому дереву с иссохшей кроной. Паук, разорвав кожу, выбрался наружу и замельтешил по телу, и там, где пробегали его лапки, проступала паутина. Фосфоресцирующая, мерцающая, обволакивающая с головы до ног.

— Ты ее съел.

Макс вздрогнул и резко развернулся.

— Мокрицу. Ты ее разжевал и проглотил. Тебя не кормят? Да не дергайся ты, я здесь, оглянись.

Макс медленно повернул голову, сжимая крепкие кулаки. Рядом с зеркалом висела картина — старое отцовское творение, оставшееся со времен его юности: дерево, поляна, заросшая травой и узкая полоска реки. Максим вместе с матерью предпринимали попытки спрятать это художество, или отвести на дачу, но всякий раз получали от отца жесткий отпор и добрый совет, сдобренный маленькой каплей яда — не кантовать, протирать влажной тряпочкой, и любоваться.

Голос исходил от этой картины. Под раскидистой кроной дерева сидел человек. Он был в черном одеянии. По низу и рукавам свободного платья пробегал расшитый золотом орнамент — три тонкие полоски, поверх которых кружили зигзагообразные волны. Таким же рисунком был расписан лоб человека. Глаза расплывались, взгляд исчезал и появлялся вновь, а вот хищная ухмылка никуда не пряталась.

— Как тебя зовут, юноша?

Макс отступил и уперся в противоположную от картины стену.

— Ты кто, мужик?

— Аль-Гору Факх. Тебе о чем-то говорит мое имя? Скорее всего, нет, — его голос был негромким, вкрадчивым. — Я не хочу тебя огорчать, но, возможно, у тебя появились проблемы.

— Соглашусь, — тихо отозвался Максим.

— Нет-нет, с твоим здоровьем все в порядке. Правда, мокрица могла тебе доставить уйму неприятностей, и самая легкая из них — смерть без мучений. Обычно, люди долго страдают, исходят кровью, медленно гниют. Есть и другие симптомы. Но! На твое тело повлияло несколько факторов, которые ослабили воздействие ее яда.

— Какие факторы? — Спросил Макс. Наобум, лишь бы не молчать и не пялиться на говорящую скайп-галлюцинацию.

— Главный фактор из них — мои магические флюиды, которые слегка подкорректировали заклинание Иль-Яфи.

— Заклинание Иль-Яфи? Это что, типа, воздействия на мой мозг?

Человек с картины не пожалел ехидства.

— Это типа воздействие не только на твой мозг, но и сердце, и кровь и твою суть, до кончиков ногтей и последней веснушки на твоем носу. Отныне, ты — маг… Не вижу восторга на твоем лице. Эй, юноша, проснись! В тебе течет частица магической силы Великого Иль-Яфи. Героя и гениального злодея, чуть не угробившего Эх-Галию, вместе с остальным миром. Возрадуемся же его смерти и проклянем нахалку Эфтизу. Та еще гадина, скажу тебе, могла бы и поделиться дармовой силой, гадюка песчаная. А вместо этого, она выбросила ее в чужие пространства и раскидала по каплям. Ищи теперь… — Последние слова Аль-Гору Факх произнес сквозь зубы, с силой сжав кулаки.

— Ага, понятно, — кивнул Макс, думая о том, как бы побыстрей прекратить этот бред. Мокрица из его сна, скорее всего, явилась олицетворением той гадости, что он съел еще вчера.

Макс мало понимал в психологии, играх подсознания, но другого объяснения того, что он сейчас видел, не находил… Хотя, мужик прикольный. Как его там, Факх.

— Да что тебе понятно?! Ты, мелкий прыщ, подай флакон. Вон, тот, на тумбе. Стой! Ни с места! — Заорал колдун.

— То есть? — Удивился парень, даже не обидевшись за мелкого прыща. Да и глупо это — обижаться на галлюцинацию.

— Ручку свою драгоценную протяни к флакону, — сердито сверкнув глазами, прошипел Факх.

Максим насмешливо фыркнул, но не стал препираться и вытянул руку в направлении тумбочки, примерно, в метре от него, туда, где стояли мелочи, в том числе и флакон духов его матери.

— Волю собери! Где твоя воля?! Заставь подчиниться, вытряси из вещи сущность.

— Ты серьезно? Ну, ладно-ладно, не обижайся. Сейчас… Эх, незадача. Не повезло тебе, Факх, нет у меня никаких маги…. Что за…!

Флакон, упавший на ногу, звякнул о плитку и откатился в сторону.

— Раззява, — презрительно скривился колдун, откидываясь на ствол дерева. Макс, морщась от боли, нагнулся и поднял стеклянную вещицу. Уставился на нее, потом перевел взгляд на картину.

— Ты ленив. Плохо.

— Я просто не верю тебе. Ты — галлюцинация, а я…

— А ты дурак, — перебил его колдун. Встал на ноги и вышел из-под раскидистой кроны дерева.

Вдалеке, на заднем плане картины, словно из дымки проступили очертания белокаменного дворца с высокими стенами и башнями. Перед крепостной стеной расстелилось поле цветов. В