Лида. Согласна. Значит, купи бутылку молока, бутылку кефира, двести пятьдесят граммов масла, полкило сметаны — возьми на кухне банку, — сыру российского граммов триста, батон и полбуханки круглого. Все запомнил? Сдачу принеси. А я пока картошку почищу.

Филимонов. Я еще зайду в овощной и возьму соленых огурцов.

Лида. Здорово придумал! Люблю картошку с соленым огурчиком.

Филимонов. Я тоже люблю картошку с соленым огурчиком и со сметаной.

Лида. Я просто обожаю отварную картошечку с соленым огурчиком, со сметаной и со сливочным маслом.

Филимонов. Нет, это я обожаю!

Лида. Нет, я!

Филимонов. Нет, я! И чтобы прекратить скандал, я помчался за продуктами!»

Финал а-ля «Ирония судьбы» или «Служебный роман», не правда ли? Пожалуй, в своем изначальном виде «Аморальная история» даже больше, чем «Вокзал для двоих», годилась в качестве заключительной части рязановской «любовной трилогии», начатой «Иронией судьбы» и «Служебным романом».

Но в перестройку сентиментальность Рязанова резко пошла на убыль. Плюс к этому масса доперестроечных реалий, запечатленных в пьесе, устарела буквально в одночасье. И то и другое отчетливо прослеживается хотя бы на одном примере — стихах Ахматовой, звучащих в пьесе, но отсутствующих в фильме:

«Лида. Подумать только, самодеятельность такое хорошее дело. Люди собираются после работы отдохнуть, развлечься, а вы все превращаете в план и в мероприятие.

Филимонов (шутливо). На том стоим! (Меняет интонацию.) Но таланты народные разыскиваем мы… Помогаем им мы… Фестивали устраиваем тоже мы…

Лида. Мне надо идти. Со мной вы закончили ваш фестиваль?

Филимонов. Нет еще.

Лида. Закругляйтесь! И быстренько!

Филимонов (берет томик Ахматовой и открывает на странице, где закладка).

Я знаю, ты моя награда

За годы боли и труда,

За то, что я земным отрадам

Не предавалась никогда…

Лида. Но это ведь женские стихи!

Филимонов. Анна Ахматова. Стихотворение Ахматовой, естественно, от женского лица, но точно отвечает моему внутреннему состоянию».

Те или иные стихи звучат почти во всех пьесах Брагинского-Рязанова, но в 1987 году режиссеру, видно, было уже даже и не до стихов. С другой стороны, чтение Филимоновым ахматовских строк логично вытекало из первой же сцены пьесы — беседы главного героя по телефону со своей женой. Заканчивая разговор, Елена Максимовна с воодушевлением сообщает мужу: «У нас на конференции был киоск, я там добыла томик Ахматовой. У меня последние пятнадцать копеек.

Филимонов. Ты зря съездила. Ахматову мне преподнесло трио чечеточников из Куйбышева.

Елена Максимовна. И ты этому трио дашь первый приз? Как выросли чиновники, раньше брали борзыми щенками, теперь берут Ахматовой!»

В 1987-м Ахматова уже не была дефицитом, шутка устарела — и скрытая цитата из «Ревизора» также не попала в фильм. Зато в нем оказались сцены из отчаянно модернистской постановки бессмертной гоголевской комедии силами медицинской самодеятельности — мотив, которого в пьесе 1977 года не было и быть не могло.

Заметки на полях. Рязанов и поэзия

Рязанов всю жизнь обожал поэзию, великое множество стихов знал наизусть и неустанно цитировал их не только в собственных фильмах, но и в интервью, и на творческих вечерах, и, надо полагать, в своей повседневной жизни. Эльдар Александрович мало говорил о любимых прозаиках, а вот любимых поэтов перечислял неоднократно: Анна Ахматова, Борис Пастернак, Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Николай Заболоцкий, Мария Петровых, Давид Самойлов, Юрий Левитанский, Белла Ахмадулина… На стихи большинства из них по заказу Рязанова были написаны песни, звучащие в его фильмах.

Сам же Рязанов впервые (если не принимать всерьез период юношеских виршей) стал поэтом в 1976 году. Тогда ему пришло в голову знаменитое ныне стихотворение «У природы нет плохой погоды…», известное так же как песня на музыку Андрея Петрова, исполненная в «Служебном романе» Алисой Фрейндлих.

Первым человеком, которому Эльдар Александрович прочитал свое первое зрелое стихотворение, оказалась его дочь Ольга. К дебютному папиному версификаторству она отнеслась более чем скептически — не из-за техники исполнения, а только из-за содержания.

— Извини, папа, — сказала Ольга Эльдаровна, — но я такую философию никак не могу разделить — что всякие неприятности нужно почему-то с благодарностью принимать. А уж строчки о том, что «и болезней горестные всходы надо благодарно принимать» — это вообще ни в какие ворота!..

Рязанов, известный нетерпимостью к критике своего творчества, на дочку обиделся. Впрочем, «болезни» все-таки заменил «бессонницами».

У природы нет плохой погоды!

Всякая погода — благодать.

Дождь ли, снег… Любое время года

надо благодарно принимать.

Отзвуки душевной непогоды,

в сердце одиночества печать

и бессонниц горестные всходы

надо благодарно принимать.

Смерть желаний, годы и невзгоды —

с каждым днем все непосильней кладь.

Что тебе назначено природой,

надо благодарно принимать.

Смену лет, закаты и восходы,

и любви последней благодать,

как и дату своего ухода,

надо благодарно принимать.

У природы нет плохой погоды,

ход времен нельзя остановить.

Осень жизни, как и осень года,

надо, не скорбя, благословить.

Наряду с этим стихотворением в «Служебном романе» прозвучали строки Роберта Бёрнса, Евгения Евтушенко, Николая Заболоцкого и Беллы Ахмадулиной. Слабо разбиравшийся в поэзии Эмиль Брагинский после первого просмотра картины предположил, что его соавтор является сочинителем слов для песни, поочередно исполняемой обоими главными героями — Калугиной и Новосельцевым: «Моей душе покоя нет. / Весь день я жду кого-то. / Без сна встречаю я рассвет — / И все из-за кого-то». Рязанов пришел в восторг, услышав такую версию, поскольку то были слова Бёрнса в переводе Маршака (Эльдар Александрович восхищался обоими — и справедливо считал уровень их поэтического искусства для себя недостижимым).

О том, как стало песней и попало в фильм «Служебный роман» стихотворение «У природы нет плохой погоды…», Рязанов рассказывал неоднократно — и устно, и письменно. В одной из его книг соответствующая новелла снабжена двусмысленным заголовком «О подлых обманах композитора Петрова».

Для разнообразия послушаем другого непосредственного участника той новеллы — Андрея Петрова, коего годами напролет столь подло обманывал его главный кинематографический соратник:

«Раньше я вначале сочинял мелодию, на которую затем поэты писали слова.

Среди поэтов были очень талантливые — Г. Шпаликов, Г. Поженян, Л. Куклин, которые даже при таком неудобном для них способе писали замечательные стихи. А для „Служебного романа“ я впервые писал музыку на уже существующие стихи, и это были прекрасные образцы поэзии: Р. Бёрнс, Н. Заболоцкий, Е. Евтушенко… В. Блейк (!). Кроме В. Блейка было еще несколько стихотворений на эту же тему других авторов — на мой выбор.