– И что же я сказала?

Лиана улыбается.

– Что ты убьешь Кэсси.

Я улыбаюсь.

– На меня это похоже.

– И еще ты спросила свою бабушку, что делать. А затем сказала, что она похожа на страдающего запором хомяка, и…

– На кого? – Я хмурю брови. – И у меня нет бабушки.

Лиана тоже хмурит брови.

– Да, я тогда подумала, что это странно. А ты знаешь кого-нибудь по имени Изикиел?

– Нет.

– Значит, это был кто-то другой. – Лиана задумывается. – В общем, я увидела тебя во сне в том отеле и…

– Ты видела меня во сне? – переспрашиваю я, хотя, как это ни странно, я не поражена.

Лиана расслабляется.

– Ты думаешь, у меня глюки?

– Не знаю. – Пожимаю плечами. – Может, и так. Но одно я знаю точно – ты не врешь.

– Спасибо, – отвечает Ана с таким видом, словно она привыкла к людям, считающим, что у нее глюки. – В общем, у меня было странное чувство уверенности, которое порой испытываешь во снах. Когда ничего не надо объяснять, ты просто веришь, и все. И в этом сне я точно знала, что ты моя сестра. Точно так же я была уверена в этом даже после того, как проснулась, что, как мне кажется, было еще более чудно…

– Вся эта история чудная, – говорю ей.

– Да, пожалуй. – Лиана оглядывает квартиру, затем снова переводит взгляд на меня. – Так почему ты мне веришь?

– Не знаю. Я почти уверена, что мы с тобой никогда не встречались, но у меня такое чувство, будто я тебя знаю.

Ана кивает.

– И у меня тоже.

В эту минуту гостиную наполняет храп Тедди.

Гостья вздрагивает.

– Что это?

– Это мой брат.

– Где он?

Я кивком показываю на японскую шелковую ширму-сёдзи, закрывающую кровать, которая стоит в углу.

– Он спит вон там. Он… – Внезапно мне хочется показать моей потенциальной сестре моего спящего брата. Я встаю. – Пойдем, я покажу тебе его рисунки.

Прохожу на другую сторону гостиной и отодвигаю одну из створок ширмы, чтобы показать Лиане Тедди и его эскизы великолепных костюмов от кутюр, которые приколоты к стенам над кроватью.

Девушка смотрит на них во все глаза, явно пораженная его несомненным талантом, и меня вдруг охватывает непрошеная нежность и к нему, и к ней.

– Они… невероятны, – шепчет она. – Но… сколько же ему лет?

– Девять, – не без гордости отвечаю я. – Почти десять.

– И он уже сейчас рисует лучше меня, – говорит Ана. – Как же это удручает.

– Ты тоже умеешь рисовать?

– Только комиксы. И… я рисую их только для забавы. Я собиралась пойти учиться в… – Она подается вперед, чтобы рассмотреть эскиз вечернего платья-миди в стиле 1950-х годов. Брат ворочается во сне и что-то бормочет. Я отхожу назад, так что Лиане приходится сделать то же самое, и ставлю створку ширмы-сёдзи на ее старое место. Пересекаю ковер, избегая то самое место, и возвращаюсь к дивану. Лиана идет за мной, ступив на то место, и садится рядом со мной.

– Значит, ты живешь одна, только с братом?

Я киваю.

– Мама умерла, когда мне было четырнадцать лет.

Она сдвигает брови, но даже с наморщенным лбом она чертовски красива. Я пытаюсь придумать, как описала бы ее в моем блокноте. Ее кожа такая гладкая и темная… как блестящее крыло черного дрозда. И яркие черные глаза, как… Нет, сейчас она не похожа ни на что в мире дикой природы. Внезапно у меня возникает острое желание избавиться от моей анемичной бледности и ничем не примечательных черт лица и стать похожей на нее.

– Сколько тебе лет? – спрашивает Ана.

– Семнадцать, – говорю я. – Через две недели исполнится восемнадцать.

– Да? Мне тоже. На Хеллоуин.

Теперь я удивляюсь.

– У меня день рождения тогда же.

– О, как чудно.

– Здесь вообще все чудно, – замечаю я. – Тебе так не кажется?

– Кажется. – Она ухмыляется. – Но это еще и поразительно.

10.59 пополудни – Голди

Это безумие. Чистое безумие. И все же я делаю это. Лиана заснула на диване, а я сижу по-турецки на ковре, положив у ног розу. Розу, которую я вчера днем под влиянием момента стянула из киоска на рыночной площади.

Смотрю на розу и пытаюсь отыскать в себе что-то, сама не знаю, что. В общем, пытаюсь сдвинуть с места этот чертов цветок.

Через десять минут сосредоточенных усилий призвать себе на помощь какую-то магическую силу и воссоздать мои все повторяющиеся сны я не достигла ничего, вообще ничего. Роза осталась розой и не сдвинулась с места ни на миллиметр.

Черт, черт, черт.

Я всплескиваю руками, как Тедди, когда у него не получается тот или иной эскиз, что логично, ведь только ребенок может подумать, что можно воплотить сны в реальность. Что же я стану делать после этого – спрыгну с крыши нашего многоквартирного дома, чтобы проверить, не могу ли я летать?

Глупо, глупо, глупо.

Я сердито смотрю на розу, потом хватаю ее и один за другим начинаю обрывать ее лепестки, каждый раз чертыхаясь. Затем встаю, иду на кухню и выбрасываю все в мусорное ведро.

Когда Лиана проснется, я не расскажу ей об этом.

11.11 пополудни – Голди

Я прислоняюсь спиной к дивану и накрываю ноги одеялом, собираясь лечь спать, когда проснется Лиана. Она шевелится и зевает.

Поворачиваюсь к ней лицом:

– Прости, я тебя разбудила.

Лиана глядит на меня, на лице ее написано легкое удивление.

– Мне… мне снилась ты.

Я улыбаюсь.

– В самом деле? И что же я делала в твоем сне?

Девушка хмурит брови.

– Мы были вместе в лесу, но это был не обычный лес. Я не могу этого объяснить… возможно, это был волшебный лес. Ты стояла перед деревом и заставляла плети плюща, обвивающие его ствол, раскручиваться и возноситься к ветвям.

– Да? В самом деле?

Лиана кивает.

– Да. А я подвешивала капли дождя в воздухе и заставляла их взмывать обратно к тучам.

– Это великолепный сон. Жаль, что мне не снятся такие…

– Да, – перебивает меня она. – Вот только, по-моему, это не…

– Что?

Ана пожимает плечами:

– По-моему, это был не просто сон. По-моему, это происходило на самом деле. Думаю, это воспоминание.

– Да? – Теперь брови уже сдвигаю я. – Но как же… если это так, то я тоже должна бы это помнить – а как насчет тебя?