— Ты совсем ума лишилась? Я тебя только-только из одного криминала вытащил, а ты снова туда ныряешь!

— А что же им в общей могиле с бомжами и неопознанными лежать? Раз она из Украины, о ней никто позаботиться здесь не может? Я же их спасала, но не доспасала.

— Причем здесь Украина? Родственники должны позаботиться…

— Нет та-акого слова «до-оспасала».

— А если родственники далеко и не могут приехать? Пусть нет такого слова, но я же ее везла… может надо было быстрее ехать, тогда бы все было нормально. Я бы сама могла все организовать, но… боюсь, люди неправильно истолкуют мои действия, и со следователем надо говорить, а уж он то точно меня опять в чем-нибудь заподозрит.

— И правильно сделают!

— Он точно не по-оймет твои де-ействия…

— Ну, что вы на меня нападаете? Лучше помогите или посоветуйте, как сделать так, чтобы никто не узнал, что это я оплачу…

— Меня увольте! Я в этой авантюре участвовать не буду! — Дмитрий Викторович отвернулся и даже руки сложил на груди — закрылся.

Кира посмотрела на его непреклонную позу и хитро сощурилась. Она встала, наклонилась к Павлу и, прижавшись щекой к его щеке, зашептала ему на ухо:

— Ты обещал исполнить на каждую розу по желанию — вот первое: уговори Дмитрия Викторовича организовать захоронение Мельник и ее ребенка, а я тебе потом расскажу, почему я так об этом хлопочу.

В конце концов, она должна знать, чем рискует, в этой истории с подменой младенцев, да и Федин не брал с нее слово о неразглашении его тайны, хотя, возможно, это подразумевалось само собой.

— За поцелуй, — назначил свою цену Павел, и Кира тут же согласилась.

Взяв Киру за руку, Павел «заставил» ее сесть рядом на кровать и посмотрел на пожилого мужчину, сидящего в непреклонной позе.

— Я ду-умаю, что Кире надо по-омочь. Ты согласен, отец?

При слове «отец» Дмитрий Викторович растаял, хотя позу не изменил.

«— Старею, — подумал он и, соглашаясь, кивнул головой, — они из меня веревки вьют».

Кира тут же вскочила с кровати, но руки ее Павел не выпустил.

— Поехали, Дмитрий Викторович, поехали! У нас много дел…

— А оплата? — одними губами потребовал Павел, с надеждой глядя на свою протеже, надеясь еще раз прикоснуться к ее губам и почувствовать запах ее волос.

— А оплата… завтра, — Кира подхватила Маркиза, запихала его в переноску и обернулась у двери, — Дмитрий Викторович, пойдемте быстрее.

Недовольно поднявшись, Дмитрий Викторович вышел в коридор за беспокойной «родственницей», но, дойдя до лестницы, Кира остановилась.

— Цветы! — вспомнила она и, поставив переноску с котом на пол и скинув туфли, побежала по коридору обратно в палату.

— Охранять кота я не буду, — проворчал Дмитрий Викторович и начал спускаться по лестнице. — Устроила дурдом из госпиталя — коты, цветы, забеги на короткие дистанции…

— У нас минута, — распахивая дверь, прошептала Кира, бросаясь в раскрытые объятия Павла.

Губы их радостно встретились, руки переплелись, обнимая друг друга, все на одну короткую минут стало неважным, не главным, кроме, кроме зарождающейся в них любви и страсти.

— Коварный соблазнитель… — жарко прошептала Кира на ухо Павлу и нежно поцеловала шею за ухом. — Все… пора.

Павел вздрогнул от такой ее нежности, по телу прошла волна наслаждения, и он, глядя в след убегающей «обольстительнице», подумал о том, что хорошо бы иметь ключ от двери палаты, чтобы можно было бы закрыться от всех с любимой женщиной, а потом очень удивился и обрадовался своим мыслям — еще три дня назад он и представить себе не мог, что у него появится «личная жизнь», а он то думал, что его жизнь кончилась — она только начинается… с ней.

58

Открывая дверь чистенького, нарядного, трехэтажного дома с сахарными ангелочками над окнами, Федин был слегка удивлен помпезной роскошью внутреннего убранства юридической фирмы и нотариальной конторы Юшкина.

Он всегда считал, что все нотариальные конторы выглядят примерно одинаково: дерматиновые лавки в узких коридорах полных ждущих своей очереди людей, казенная мебель в кабинетах и с цветистые календари на стенах, усталые нотариусы, замученные бесконечной чередой клиентов, но, оказывается, бывает и по-другому: сверкающие паркетные полы, хрустальные люстры, мраморные лестницы с тонким кружевом железных перил, зеркала в золоченых рамах и запах респектабельности и больших денег.

Предъявив свое удостоверение охраннику в черном костюме, Федин приготовился к долгому выяснению цели его визита, но, оказалось, что охрана предупреждена о его визите, и высоченная девица неземной красоты на высоченных каблуках, выпорхнувшая из-за стеклянной перегородки, тут же провела его на второй этаж к нужному кабинету.

Поднимаясь по лестнице за девицей, Федин старательно отводил глаза, упрямо упирающиеся в аппетитную, женскую попку, обтянутую тонкой юбкой.

Серьезный, обходительный нотариус с внимательными карими глазами в строгом черном костюме поднялся навстречу гостю и, представившись, предложил расположиться в креслах подальше от шикарного письменного стола — так сказать, в нерабочей обстановке.

Федин сел в мягкое удобное кресло, стараясь не смотреть по сторонам на высоченные от пола до потолка шкафы с книгами и убаюкивающие картины с «водными» пейзажами, и по привычке достал из кармана блокнот с ручкой.

Увидев блокнот, респектабельный нотариус слегка занервничал.

— Понимаете, в чем дело… — не очень уверенно начал он разговор, чувствуя двойственность своего положения. — Факты, о которых просил меня проинформировать вас Дмитрий Викторович, не подлежат разглашению. Это, так сказать, конфиденциальная информация и разглашение ее может подорвать мою репутацию. Прошу вас, Константин Александрович, ничего не записывать. — Нотариус подождал, пока Федин убрал блокнот, и уже спокойнее продолжил. — Сам я живу в Петербурге и работаю в петербургском отделении нашей конторы, но часто наезжаю в Москву. Вот в один из таких приездов мы и встретились с Иосифом Львовичем. Должен вам сказать, что интересующее вас завещание супругов Каплан весьма необычно для простого обывателя… Обывателя в хорошем смысле слова. Прежде чем, составить это завещание Иосиф Львович консультировался с несколькими нотариусами по этому вопросу, в том числе и со мной, хотя самого завещания я так