соглашению правительство США должно было бы компенсировать асбестовой компании прибыль, которую она получила бы, если бы асбест оставался легальным.

Аналогичным образом, сейчас мы признаем опасность изменения климата, но если правительства примут меры по ограничению использования ископаемого топлива, то в соответствии с существующими инвестиционными соглашениями им, возможно, придется выплатить до 340 миллиардов долларов в качестве компенсации компаниям за то, что они не уничтожат планету.

Инвестиционные соглашения ограничивают возможность страны повышать налоги на иностранные компании, чьи штаб-квартиры расположены в одной из стран, подписавших соглашение. Обстоятельства меняются, и правительства должны иметь право повышать налоги. Например, страна может оказаться перед необходимостью увеличения налоговых поступлений, возможно, из-за пандемии или другого бедствия; но инвестиционное соглашение подразумевает, что в то время как отечественные фирмы и домохозяйства могут увеличить свои налоги, иностранный инвестор не может.

Это второе возражение. К иностранным компаниям относятся более благосклонно, предоставляя им больше защиты, чем отечественным. Это не равные условия.

В-третьих, он наделяет иностранные компании правами без четко прописанных обязательств и ответственности. Они имеют право на то, чтобы на них не распространялось новое регулирование, но не несут никакой ответственности за то, чтобы не причинять вред другим. Известно, что когда один из городов Мексики захотел закрыть свалку токсичных отходов, иностранная компания подала в суд. По сути, она заявила, что у нее нет обязанности не загрязнять окружающую среду.

Однако самая неприятная часть этих соглашений заключается в том, как выносятся решения по ним. Международного государственного суда не существует. Вместо этого назначается коллегия из трех арбитров после того, как частная компания подает в суд на государство (поэтому такие соглашения часто называют соглашениями о разрешении споров между инвесторами и государством (ISDS)). Каждая сторона назначает одного арбитра, а две стороны назначают третьего. Арбитраж превратился в бизнес. Арбитры - это высокооплачиваемые юристы, которые знают толк в этом деле. Они получают повторные сделки от корпораций, которые подают иски, поэтому неудивительно, что они выносят непропорционально большое количество решений в пользу корпораций. При этом не соблюдается ни одна из норм, которые мы связываем с современным судопроизводством, включая прозрачность. Даже сами решения являются секретными. У арбитров может быть конфликт интересов - судья в одном деле может представлять интересы истца в другом, где рассматриваются аналогичные вопросы, - но они даже не обязаны раскрывать его. Нет никакого пересмотра и апелляционного органа.

Плохие результаты вытекают из плохих процессов. Развивающимся странам приходится выплачивать миллиарды долларов в делах, в которых сторонние объективные наблюдатели считают, что ничего не было - или, в крайнем случае, компания должна была вернуть вложенные деньги. В одном известном случае компания Philip Morris в 2010 году подала иск против Уругвая за упущенную выгоду, связанную с тем, что компания заставила его указывать на своих упаковках, что сигареты представляют опасность для здоровья, подобно предупреждениям на сигаретных пачках в США, Европе и десятках стран мира. Но даже в этом случае один из трех арбитров проголосовал против Уругвая. Если бы один из двух других арбитров поменял свой голос, Уругваю пришлось бы заплатить огромные суммы только за то, чтобы предупредить своих граждан о смертельно опасном продукте. Арбитр, который сказал, что Уругвай должен выплатить компенсацию Philip Morris, ставил корпоративную свободу, "право" корпораций делать все, что они хотят, - эксплуатировать, говоря языком части I, - выше всех других свобод.

Страны подписывают такие пагубные соглашения, потому что корпорации угрожают экономически - страна не получит инвестиций, если не подпишется, - подкрепляя это лекциями, пряниками и кнутами со стороны передовых стран. И снова страх господствует. Развивающиеся страны уговаривают согласиться, даже когда нет достаточных доказательств того, что после подписания соглашения последуют инвестиции.

Интересно, что США, передовая страна, убеждавшая более слабые страны подписать эти соглашения, внезапно изменила курс. При Трампе страна решила, что эти инвестиционные соглашения нарушают американский суверенитет. Основное различие между Североамериканским соглашением о свободной торговле (NAFTA) 1994 года (управляемый торговый режим между США, Канадой и Мексикой) и Соглашением США-Мексика-Канада (USMCA), которое придет ему на смену в 2020 году, заключалось в том, что положения инвестиционных соглашений были исключены (за некоторыми исключениями). Причина была проста: США поняли, что компании в других странах могут подать в суд, если они захотят изменить налоги или правила, и это произошло. Канадские компании, инвестирующие в американские трубопроводы, подали в суд после того, как не получили разрешения регулирующих органов. Это иллюстрирует асимметрию, о которой говорилось ранее. Американские компании не могут подать в суд, если считают, что пострадали от действий американских регуляторов, а канадские - могут. Это создает новую сложность: Американская компания может создать канадскую дочернюю компанию, и если канадская дочерняя компания осуществляет инвестиции в США, то эта дочерняя компания может подать в суд. Инвестиционные договоры открыли ящик Пандоры.

США при Трампе рассматривают инвестиционные соглашения как нарушение суверенитета США, их свободы действий. Но все международные соглашения ограничивают действия страны, так же как ранее мы видели, что все контракты ограничивают действия. В то же время соглашения могут расширять свободу действий и другими способами. Торговые соглашения сокращают свободу страны в ограничении импорта, но расширяют ее свободу в экспорте. Такова природа большинства правил и норм, налогов и государственных программ. Они расширяют свободу в одних областях и сужают ее в других. Инвестиционные соглашения как раз относятся к категории правил и норм, направленных на расширение "свободы эксплуатации". Они являются результатом дисбаланса сил, и бедные страны подписывают их только из-за необоснованных опасений, что если они этого не сделают, то останутся позади. Но в результате корпорации получают то, что хотят, за счет других групп общества.

Демократия, власть и глобальная экономическая архитектура

В этой главе мы увидели, как главная тема этой книги - расширение свободы одного человека может привести к несвободе других - проявляется на международном уровне. Экономическое развитие бедных стран имело катастрофические последствия. Латинская Америка потеряла десятилетие из-за долгового кризиса. Многие страны Африки пережили четверть века, в течение которых они двигались назад - фактически происходил процесс деиндустриализации, который сделал эти страны более зависимыми от природных ресурсов и сделал их экономику менее диверсифицированной и менее устойчивой, чем она могла бы быть в противном случае.

Но не менее пагубные последствия были и для демократического развития. Условия, поставленные перед этими странами в обмен на получение финансовой помощи, пытались навязать им версию неолиберального капитализма с упором на частный сектор и приватизацию. В результате это помешало развитию сильного государства, подорвав возможность согласованных коллективных действий, необходимых для экономического