обычную эмигрантскую жизнь в бедной стране, другим – вернуться в Советскую Россию, где их ждали новые испытания, эстонцам, латышам, литовцам, полякам представлялась возможность вернуться в свои, ставшие независимыми, страны, финнам, ингерманландцам – остаться в Финляндии с финским гражданством. В отдельных случаях беженцам разрешали выехать и в другие страны. В лагерях составлялись списки. 23 мая 1921 г. был составлен «Список беженцев лагеря № 1 эстонского происхождения, отправляемых в Эстонию» на 10 человек[609]. В списке встречаются и русские фамилии, лиц, проживавших на территориях, вошедших в состав Эстонии. В другом списке насчитывалось 13 эстонцев[610]. В списке латышей, эстонцев, финнов и поляков сводного отряда Кронштадтского гарнизона в Райволе насчитывается 7 эстонцев – 6 из них с русскими фамилиями. Всего 44 человека получили возможность репатриироваться в Эстонию. В «Список лиц латышского происхождения в лагере № 1 (нижнем „Ино“)» вошло 30 человек, в основном с русскими фамилиями. Всего 34 кронштадтца вернулись в Латвию[611]. Список литовских беженцев содержал 7 фамилий. Был даже составлен список украинских беженцев, содержащий 27 фамилий, хотя украинцев среди беженцев было значительно больше[612]. Совершенно не понятно, зачем он был составлен, может, в Финляндии надеялись на новый поход украинских войск при поддержке поляков на Украину?

7 мая 1921 г. командир 1-го Кронштадтского артиллерийского полка составил список лиц польского происхождения на 54 человека, в подавляющем большинстве русских и украинцев. В список вошел и один еврей Янкель Юзефович, семья которого проживала в Вильно[613]. Если правительства Эстонии, Латвии и Литвы охотно принимали всех беженцев, не обращая внимания на их национальность, то в МИД Польши решили по-другому. 25 июля из Варшавы был отправлен ответ: «Согласно ноте, полученной 25 июня 1921 г., Министерство иностранных дел имеет честь сообщить, что Польское правительство решило разрешить приезд польских беженцев только после проверки их польского подданства. В списке беженцев мы видим большое число русских имен, что указывает на их русское подданство»[614]. Письмо не нуждается в комментариях. Посольства ряда государств, получив извещения, что среди беженцев находятся люди, считающие, что они имеют право въезда в эти страны, начали переписку с МИД Финляндии. Болгарское посольство просило правительство Финляндии как можно скорее отпустить из концентрационного лагеря Туркинсаари болгарского подданного, уроженца Екатеринослава Ф. П. Шейко. Такая же переписка велась с представителями МИД Германии и Румынии[615].

8 это время между финской и русской стороной шли интенсивные переговоры. Темой этих переговоров и заседаний являлся животрепещущий вопрос: кто будет убирать трупы?

«Протокол № 1 общего заседания представителей РСФСР и Финляндской Республики на ст. Раяйоки 29 марта 1921, по вопросу об уборке трупов кронштадтцев, находящихся на льду Финского залива. ‹…› По вопросу об очистке Финского залива от трупов, постановили уборку трупов произвести на территории Финского залива, от пункта выхода Российско-Финляндской сухопутной границы к Финскому заливу до меридиана Ино-Краснофлотский… так как за пределами этой зоны не предполагается наличия трупов.

С русской стороны уборка трупов проводится в пределах своей морской границы, начиная с 30 марта по 2 апреля включительно. Ежедневно с 10 утра до 8 вечера. С финской стороны уборка трупов проводится в пределах своей морской границы в течение 4–5 апреля в те же часы.

Для решения вопроса, действительно ли убраны трупы с вышеуказанной территории, постановили собраться 6 апреля…»

Заседание 6 апреля 1921 г. подвело окончательные итоги: «…На основании указанных заявлений постановили считать Финский залив свободным от трупов.

Ввиду того, что лед во многих местах растаял и поэтому не доступен для хождения, фактическую проверку решили не проводить. Финская делегация заявила, что ею в пределах своей морской границы трупов на льду Финского залива не обнаружено. Русская делегация сообщает, что все трупы на русской территории ею убраны ‹…›.

Протоколы составлены в двух экземплярах на русском и финском языках.

Настоящее заседание решили считать последним и вопрос исчерпанным»[616].

Раскол эмиграции, стремление уговорить как можно больше участников различных антибольшевистских движений и солдат белых армий вернуться в Советскую Россию были одной из важнейших целей как пропагандистского аппарата, так и спецслужб молодой Советской Республики. В письмах из России, часто от близких людей, кронштадтцам внушали, что на родине все изменилось, жизнь восстановилась и рядовым участникам мятежа не будет предъявлено никаких претензий. Эти письма составлялись под давлением чекистов. Многие возвращались, часто их ждала смертная казнь, в частности офицеров и казаков, или в лучшем случае заключение в концлагерь. Но судьба рядовых кронштадтцев, вернувшихся в Советскую Россию по амнистии 1922 г., была иной. После длительной проверки их в большинстве случаев отпускали на свободу, но селиться в Кронштадте и Петрограде им было запрещено. В решении Президиума ВЦИК об амнистии подчеркивалось социальное происхождение амнистированных: «Многие участники кронштадтского мятежа из рабочих и крестьян, которые могли бы принести пользу в дело восстановления нашего народного хозяйства, оказались за пределами Советской Республики, выброшенные из своих сел и деревень. Разбросанные по разным странам, они подвергаются эксплуатации, как дешевая рабочая сила, той же буржуазией, которая в свое время вовлекла их в борьбу против власти трудящихся. ‹…› Объявить полную амнистию всем рядовым участникам кронштадтского мятежа безотносительно к тому, находились ли они на военной службе или нет, за исключением главарей, руководителей и командного состава. ‹…› Считать конечным сроком подачи заявлений о желании воспользоваться амнистией 1 мая 1923 г.»[617] Возвращение принимало лавинообразный характер; в связи с тем, что многие не успели подать заявление до назначенного срока, она была продлена. В списке лиц, зарегистрированных в советском представительстве для урегулирования вопроса о гражданстве, насчитывалось 1498 человек[618].

Советские представители сообщали каждому беженцу, когда и как будет проходить его отъезд. Вот одно из таких писем: «Гражданину Федорову Андрею. Прилагаю при сем удостоверение на проезд в Россию, сообщаю, что партия кронштадтцев, в которую Вы зачислены, будет отправлена в Россию из Лаппеенранты в понедельник 23 января сего года поездом в пять часов 30 минут утра. Билеты Вам брать не надо, ибо поедете за казенный счет. Разрешение на переход границы у Вас имеется и находится у Вашего уполномоченного, который будет сопровождать от города Лаппеенранты кронштадтцев в Россию. Вы можете свободно взять свои вещи, деньги и продукты на дорогу; много продуктов не берите, ибо в России они есть и стоят дешевле. Финский паспорт надо сдать»[619]. В коротком письме, кроме необходимой каждому репатрианту информации, успевают сообщить о преимуществах жизни в Советской России перед Финляндией.

22 ноября 1923 г. Петриченко получил