мы понесли жертв больше, чем на подступах к крепости, причем выбывал преимущественно наиболее стойкий элемент – комсостав и коммунисты. Понадобилось невероятное напряжение, чтобы удержаться хотя бы на юго-восточной окраине города»[572]. Документ уникальный. Это яркое свидетельство того, что мятежники были едины в своем желании бороться до конца, а в советских частях была сильна симпатия к кронштадтцам. Даже руководители обороны никогда не сообщали, что во время уличных боев в Кронштадте они были очень близки к победе, а у коммунистов все висело на волоске, и, чтобы удержаться на клочке кронштадтской земли, им потребовалось «невероятное напряжение». Описание попытки братания со стороны защитников Кронштадта с атакующими также представляет большой интерес. Кронштадтские матросы и рабочие хорошо понимали, что именно они выражают волю и желание всей страны и что красноармейцы и часть курсантов хотят перейти на их сторону. Командиры и комиссары могли предотвратить это только одним способом – открыть огонь по братающимся. На фоне этого признания собственных ошибок заявление Тухачевского о победе поражает какой-то мальчишеской, совершенно неуместной бравадой: «Наши части прямо приводят в недоумение своим нахальством и смелостью – вся атака была очень трудна – форты отвесные и пространство по льду совершенно открытое»[573]. Каменеву он таким образом охарактеризовал свое участие в штурме Кронштадта: «В общем, полагаю, что наша гастроль здесь окончилась»[574]. Для него величайшая трагедия, гибель многих людей – это просто выступление хорошо оплачиваемого профессионала. Троцкий, которому Каменев сообщил об этой беседе, был вначале удивлен словами своего любимца, но быстро все понял: «Интересное сравнение, но для Тухачевского вполне объяснимое, он же увлекается игрой на скрипке, а в Кронштадте первая скрипка принадлежала ему»[575].

Красная армия победила. Сколько же красноармейцев, курсантов, матросов потеряла она в этих тяжелых боях? Вопрос очень сложный и запутанный. Мы неоднократно писали, что во время боев, чтобы оправдать отсутствие успеха, отступление, красные командиры ссылались на колоссальные потери в частях, особенно среди комиссаров, коммунистов и командиров. Но по прошествии короткого времени после взятия Кронштадта число потерь стало стремительно сокращаться. Историк А. С. Пухов в 1931 г. назвал точное число погибших – 523[576]. В Советской энциклопедии в 1983 г. названа другая цифра – 527. Эта же цифра приводится в энциклопедии «Санкт-Петербург»[577]. Мы считаем, что, если красные командиры и комиссары в отчетах после боя завышали цифры потерь, то советские и российские историки их занижали. Советские историки – с целью показать, что непобедимая Красная армия легко одержала убедительную победу, а российские – просто приводят цифры из советских энциклопедий, считая их образцами точности, что в целом справедливо, но только не тогда, когда на первый план выступают какие-либо скрытые или явные идеологические причины. В 1920-х – начале 1930-х гг. еще можно было выражать некоторое сомнение в количестве потерь, как, например, Н. А. Степанов в 1931 г.: «Если верить архивным данным, то наши потери при взятии Кронштадта составляли с нашей стороны убитыми и пропавшими без вести около 700 человек, ранеными и контуженными 2500 чел. Из этого количества на потери со стороны войск Сестрорецкой (Северной. – Л. П.) группы, по тем же данным, падает: 309 раненых и 128 контуженных. Я охотно верю всем штабным цифрам, но мне думается, что потерь с нашей стороны больше и значительно больше. Об этом можно судить по потерям у форта № 6»[578]. Офицеры, бежавшие в Финляндию, считали, что Кронштадт достался коммунистам ценой колоссальных потерь. Некоторые из них приводили совершенно фантастические цифры. Отвечая на вопросы журналиста о потерях в 7-й армии, они утверждали: «Трудно определить число убитых, так как люди тонули в воде. Убитых, во всяком случае, не менее 20 000 человек – коммунистов и курсантов. Много убитых – очень много»[579]. Козловский был более осторожен в оценке потерь Красной армии.

Наверное, сейчас невозможно определить точное число потерь 7-й армии во время штурмов Кронштадта. Видимо, наиболее близок к истине Крестьянинов: «…если принять, что пропавшие без вести утонули, то общая цифра погибших при подавлении кронштадтского восстания составит 70 красных командиров и 1315 красноармейцев. Всего 1385 человек. Однако это сведения только по 7-й армии. Сюда, вероятно, не входят потери сотрудников ВЧК, военных моряков, милиционеров, бойцов рабочих отрядов, коммунистов, прибывших из Москвы и других городов, возчиков мобилизованных саней. Кроме того, некоторые скончались в госпиталях от ран»[580]. С некоторыми данными, приводимыми Крестьяниновым, трудно согласиться. Например, что погибло только 70 красных командиров, так как во всех отчетах и свидетельствах есть сведения о колоссальных потерях комсостава. Мы считаем, что общее число потерь составляло никак не менее 3000 человек.

Так почему же восстание потерпело поражение при том, что большинство населения страны разделяло идеи восставших? Главной причиной поражения восстания был его стихийный характер. Стоило кронштадтцам подождать две-три недели, лед тронулся бы, и Кронштадт был бы неприступен. Одной из важнейших причин поражения был локальный характер Кронштадтского восстания. Оно не было поддержано массовыми выступлениями рабочих, солдат, матросов в Москве, Петербурге и других крупнейших центрах страны. Свою роль в поражении сыграла оборонительная тактика, которой придерживались восставшие. Один из крупнейших специалистов в истории человечества по организации вооруженных восстаний В. И. Ленин справедливо писал: «Оборона есть смерть вооруженного восстания»[581]. Способствовало поражению необыкновенно мягкое отношение восставших к коммунистам, в которых они видели друзей и братьев, сражавшихся вместе с ними бок о бок не один год, и появившееся у моряков отвращение к пролитию крови, наступившее у них после четырех лет кровавого безумия. Повлияло и то, что крепость должна была защищать Кронштадт с моря, а тыл был совершенно беззащитен. Кронштадту не была оказана помощь русской эмиграцией, которая не смогла забыть старые споры, быстро сорганизоваться и попытаться нанести удар по большевистской власти из-за границы. Чернов негодовал по этому поводу: «При таких условиях нам было ясно, что первейшая наша обязанность – немедленно нанести большевикам со стороны удар, который бы отвлек на себя часть сосредоточенных большевиками сил. Было необходимо, чтобы этот удар увенчался конечным успехом. При серьезной фланговой опасности большевики ни за что не смогли бы форсировать Кронштадта штурмом»[582]. Незначительное число опытных военных специалистов и практически полное отсутствие инициативы среди них также повлияло на исход восстания.

Более 8000 человек ушли в Финляндию. После подавления восстания большевики продолжили и усилили политику массового террора, которую они проводили во время восстания. Один отдельный город было решено подвергнуть социальному геноциду.

17 дней

Героям