Спустя пару дней, вернувшись вечером в свои покои, Василиск заметил среди подушек на кушетке переливавшийся в свете заходящего солнца сине-фиолетовыми цветами покатый бок змеиного тела. Основной окрас у неё был рыжим, с будто неуверенной рукой нарисованными кругами, но на свету они начинали играть всеми красками радуги – отсюда пошло и название.

Змея не жила у него постоянно, но то и дело приползала. Получала, если была такая удача, стащенного из курятников цыплёнка, и проводила со своим спасителем пару часов в день. При необходимости даже слушала, хотя Василиск готов был поклясться, что где-то читал об отсутствии у змей ушей как таковых.

Сейчас змея яркой лентой развесилась на спинке кушетки и прикрыла глаза, греясь в падавших на них обоих лучах солнца. Ей было плевать на интриги и прочие «радости» жизни двуногих, а ворвавшаяся вдруг без стука Нориа тут же огласила покои и коридоры визгом. О дружбе с пресмыкающимся никто в семье не знал.

– Убери её!

– Не вламывайся ко мне без стука,– без энтузиазма огрызнулся Василиск, легонько тыкая проснувшуюся змею кончиком пальца в мордочку.– Спи, красавица, она скоро уйдёт.

Нориа сделала маленький шажок назад и предусмотрительно выставила руку, не позволив дверям закрыться. Оставляла путь к отступлению, если змея вдруг размахнётся до таких же размеров, которые в зверином обличье мог принять Король богов.

Хмыкнув, Василиск впервые задумался о том, что сестра боялась обычных змей, но спокойно смотрела на гигантскую белую энгару, в которую он мог перекидываться. Хотя последний раз делал это очень и очень давно. Кажется, примерно тогда же, когда напротив него был не старший брат, а скаливший злобно острые ряды клыков огромный фохс.

– Ты, между прочим, уйдёшь со мной,– строго произнесла Первородная.– Ворота уже два часа как открыты, а Короля богов на месте нет.

– И не будет. Справитесь сегодня без меня, не маленькие.

– Василиск, не будь ребёнком,– Нориа нахмурилась.– Если это всё из-за произошедшего в столице, то-

– Нет, это потому что я хочу хотя бы день потратить на себя!– уже всерьёз огрызнулся он, теряя остатки самообладания.– Не видеть ваши пресные рожи и этих прихожан! Мне будет этого достаточно завтра, послезавтра и после-послезавтра, а ещё к ним там присоединятся рожи глав ведомств и Владыки.

– Значит, тебя это все же задело.

Первородный тяжко вздохнул, закрывая лицо ладонью. Каррэза расценила это, как своего рода приглашение, и постепенно переползла к нему на плечо. Завершила свой короткий путь на груди и, свернувшись кольцами, уставилась на валакха тёмным глазом с узким зрачком.

В попытке успокоиться и вернуть себе обычный благочестиво-приятно-идиотский вид, Василиск досчитал до десяти.

– Нориа,– судя по тому, как мелко вздрогнула сестра, попытка оказалась провальной.– Я хочу один день на себя. Понять, что делать дальше, как делать и чего ожидать от жизни в ответ. Я хочу банально вытянуть ноги, а не сидеть на троне, ладно?

Они оба немного помолчали, после чего Василиск вынужден был со вздохом добавить:

– Был бы признателен, если бы ты ушла.

Хотя было понятно, что она и без дополнительных подначек это сделает.

Едва за Норией закрылась дверь, стало ясно, что роль раздражителя перешла от фонтанчика тем, кто был за пределами покоев. Последние пару лет не подкидывали поводов, чтобы об этом задумываться, но раньше он то и дело спрашивал себя – правильную ли модель поведения выбрал когда-то давно?

Прихожане видели Короля богов нежным созданием, солнечным светлым юношей с приветливой улыбкой и аккуратными, не знавшими никогда работы руками. Знали, что он покровительствовал искусствам, любил животных, прекрасно рисовал и – об этом уже знали отнюдь не все – восхитительно играл на лютне. Прихожанам этого было достаточно, и слава Птице, что они видели его именно таким: нередко не приходилось даже заикаться о пожертвованиях, чтобы ему, такому святому и благостному, тащили дары просто за красивые глаза.

Проблема крылась в его братьях и сёстрах – в какой-то момент они начали видеть его таким же, каким видели прихожане. Короля богов считали святым идиотом, который очень мил собой, но нуждается в отношении таком же, как дети. Когда это начинало вылезать наружу в очередной раз, Василиску хотелось швырнуть в Крокума, Шумера или даже Норию с Санбикой что-нибудь тяжёлое: «Мать моя сам Птах, да из нас пятерых вы верите, что до Аларана можно добраться только морем!».

Хуже всего было то, что при этом в надзоре нуждались они. Сейчас Нориа пришла бы к остальным и рассказала бы им, что Василиск лежит в своих покоях и страдает по поруганной чести. Они бы все оказались на его пороге в обед, в этом сомнения не было. Вместо того, чтобы думать, как говорить с Айоргом, который уже послезавтра будет цепляться за малейшие ошибки в их словах, они бы пошли пытаться успокоить того, кто не нуждался в успокоении. Не от них точно.

Когда они были ещё мальчишками и играли больше вдвоём, чем с остальными, старший нередко шутил: «Кажется, когда раздавали, большую часть ума разобрали мы с тобой. Они поделили между собой остатки». Порой Василиску очень хотелось с этой фразой согласиться.

Со стороны выхода к садам раздался шорох шагов по траве. Перестав смотреть на иглу так, как если бы она могла подсказать ему единственное верное решение, Первородный приподнялся на локте. Змея тут же сползла на колени и начала ворочаться в попытке снова занять удобное положение.

Из его покоев был выход к глубинной части садов, куда не часто захаживали местные. Василиска это устраивало, а редким посетителям вроде игравших детей или молоденьких парочек, пытавшихся уйти от строго взора Первородных, был даже рад.

Девушку, присевшую под деревом, росшим с левой стороны прохода, он знал лучше, чем редких гостей. Приходить сюда она начала полгода назад.

Пришлось взять змею на руки, чему та не слишком противилась, и покинуть нагретое место.

Отодвинув полупрозрачный полог, закрывавший арку прохода, Василиск сел на ту ступеньку, на которой стоял, и позволил каррэзе умоститься у себя на ноге, обвившись вокруг неё, словно вокруг ветки.

– Доброго дня.

Девушка даже не вздрогнула, оборачиваясь на него с улыбкой:

– И вам, Ваше Святейшество. Прихожане волнуются, что Вы к ним не выходите.

– Проживут один день без меня,– фыркнул Василиск, подперев щёку ладонью.– Многие Короля богов ни разу за жизнь не видят – и ничего.

Она нахмурилась, забавно морща аккуратный нос. Мельком осмотрев её, валакх не мог не заметить тонкую нить браслета, ярким пятном выделявшуюся на фоне простого платья с надетым поверх длинным фартуком.

День сразу стал чуть лучше – от этого подарка она долго отказывалась, не желая его принимать, как и заколку когда-то. Дарил без злого умысла, просто увидев среди многочисленных подношений сёстрам. Санбика и Нориа счёт своим вещам не вели, а Василиск просто иногда смотрел и понимал, что заколка будет лучше смотреться на её светлых волосах, а браслет – на худом узловатом запястье.