Шрифт:
Закладка:
Она рассчитывала хотя бы порадоваться аппетитным запахам, даже если сможет проглотить всего несколько кусочков.
– Замечательно. Спасибо вам за это. Да, пока не забыл: Абигейл просила передать вам от нее пожелания веселого Рождества. Она сказала, что хотела бы очутиться здесь с нами и что не может дождаться, когда познакомится с вами после приезда в Нью-Йорк через несколько дней.
– И я тоже, – кивнула Мэгги и указала на подарок. – Мне открыть его сейчас, раз еду пока не привезли?
– А может, подождем, когда закончится ужин?
– Значит, тем временем… дайте-ка угадаю: вы хотите узнать, чем закончилась моя история.
– Я думал о ней с тех пор, как услышал ваш предыдущий рассказ.
– И все же лучше было бы закончить идеальным поцелуем.
– А я предпочел бы узнать историю полностью, если вы не против.
Мэгги отпила чаю, и пока он согревал горло, мысленно перенеслась в прошлое. Закрыла глаза, желая забыть, но понимая, что не забудет никогда.
– Той ночью, после того, как Брайс отвез меня домой, я почти не спала…
Третий триместр
Окракоук
1996 год
Отчасти причина моей бессонницы имела отношение к тете. Когда я вошла в дом, она все так же сидела на диване, все с той же открытой книгой на коленях, и едва подняла на меня глаза, единственного взгляда ей хватило, чтобы все понять. Видимо, я прямо-таки сияла, потому что ее брови слегка вздрогнули, и я наконец услышала ее вздох. Этот вздох говорил «так я и знала» – если вы понимаете, о чем я.
– Как все прошло? – спросила она, умалчивая об очевидном. Уже не в первый раз я поймала себя на мысли, как может человек, десятилетиями прятавшийся от жизни в монастыре, быть таким по-житейски мудрым.
– Было весело, – я пожала плечами, стараясь держаться как ни в чем не бывало, хоть мы обе знали, что это бессмысленно. – Мы поужинали и съездили на побережье. Он смастерил воздушного змея с елочной гирляндой, но об этом ты, наверное, уже знаешь. Еще раз спасибо за то, что отпустила меня.
– Не уверена, что я могла хоть как-нибудь тебя остановить.
– Могла бы просто запретить.
Ее единственным ответом стало «хм-м…», и я вдруг поняла, что в наших с Брайсом отношениях с самого начала ощущалась неизбежность. Стоя перед тетей, я необъяснимым образом мысленно перенеслась обратно на берег, в объятия Брайса. И ощутила, как густой и жаркий румянец пополз вверх по шее, поэтому спешно начала снимать куртку в надежде, что тетя ничего не заметит.
– Не забудь, что утром нам в церковь.
– Помню, – подтвердила я. И украдкой взглянула на нее, проходя к себе в спальню и заметив, что она вновь принялась читать. – Спокойной ночи, тетя Линда.
– Спокойной ночи, Мэгги.
* * *Я лежала в постели с Мэгги-мишкой и от перевозбуждения не могла уснуть. В голове крутились подробности прошедшего вечера, я все вспоминала, каким взглядом Брайс смотрел на меня за ужином и как мерцал в его темных глазах отблеск костра. Но больше всего мне вспоминался вкус его губ, и я не сразу осознала, что улыбаюсь в темноте, как сумасшедшая. Время шло, и моя радостная легкость постепенно сменилась замешательством, но и оно не давало мне уснуть. В глубине души я знала, что Брайс любит меня, но выглядело это нелепо. Неужели он не понимает, насколько он удивительный? Или забыл, что я беременна? С ним охотно стала бы встречаться любая девчонка, стоило ему только пожелать, так зачем ему я – самая обычная во всех отношениях, да еще и крупно облажавшаяся? Я размышляла, неужели его чувства вызваны просто тем, что я оказалась рядом, а не тем, что во мне есть что-то особенное и заслуживающее внимания. Меня беспокоило, что я недостаточно умна или симпатична, и даже стало казаться, что я вообще все выдумала. И пока я ворочалась в постели, до меня дошло, что любовь – самое мощное из чувств, потому что из-за нее ты уязвим, беспомощен перед возможностью потерять все, что имеет значение.
Несмотря на эмоциональный всплеск, а может, в результате этого всплеска усталость наконец победила. Проснувшись утром, я не узнала себя в зеркале. Под глазами были мешки, кожа на лице будто обвисла, волосы свалялись сильнее обычного. Душ и макияж придали мне некоторое подобие приличного вида, только тогда я решилась выйти из комнаты. Тетя, которая, похоже, знала меня лучше, чем я сама, пекла блинчики к завтраку, воздерживаясь от двусмысленных высказываний. Вместо этого она, словно невзначай, перевела разговор на вчерашнее свидание, и я рассказала ей почти все, кроме самого важного, хотя, наверное, заметив мою восторженность, она без труда вообразила остальное.
Именно такой непринужденный разговор и нужен был мне сейчас, чтобы почувствовать себя лучше, и беспокойство, мучившее меня ночью, сменилось теплым ощущением удовольствия. На пароме, пока мы вместе с Гвен сидели в каюте, я смотрела в окно на воду, вновь погрузившись в воспоминания о прошлом вечере. О Брайсе я думала все время, пока находилась в церкви, и потом, когда мы занимались покупками; на одной гаражной распродаже я увидела воздушного змея и задумалась, полетит ли он, если украсить его елочной гирляндой. Я не вспоминала о Брайсе только когда пришло время отправиться за лифчиком большего размера: мне было не до того, я стремилась скрыть смущение, особенно когда хозяйка магазина, строгая востроглазая брюнетка, окинула меня взглядом, задержавшись на животе, прежде чем провела в примерочную.
Когда же мы наконец вернулись домой, я валилась с ног от недосыпа. Уже стемнело, но я все равно прилегла вздремнуть и проснулась как раз к ужину. И после еды и уборки в кухне снова завалилась в постель, все еще чувствуя себя как зомби. Я закрыла глаза, задумалась, как провел Брайс этот день и не изменится ли что-нибудь между нами теперь, когда мы влюблены. Но больше всего я думала о новом поцелуе, и прямо перед тем, как уснуть, вдруг осознала, что любое ожидание покажется мне бесконечным.
* * *Я проснулась, но чувство приятного сновидения сохранилось; мало того, им был пронизан каждый час бодрствования на протяжении следующих полутора недель, даже когда пришло время очередной моей встречи с Гвен по поводу беременности. Брайс любит меня, я люблю его – весь мой мир вращался вокруг этой восхитительной мысли, и все, чем мы были заняты, отступало перед ней на второй план.
Но в целом наша повседневная жизнь почти не изменилась. Брайс не был бы самим собой, если бы вдруг лишился чувства ответственности. Он по-прежнему приходил заниматься со мной, приводил
