Шрифт:
Закладка:
Вскоре мы оказались на базаре, весьма похожем на базар в Угенче. Тонкие стропила и свисавшая с них солома точно так же соединяли крыши домов, создавая навес над улицей для защиты торговцев и покупателей от палящих лучей летнего солнца. За нами так же следовала огромная толпа; и стоило кому-нибудь наиболее любопытному приблизиться к нам совсем вплотную, как сопровождавшие меня хивинцы тут же вскидывали плети и принимались налево и направо хлестать ими по плечам своих сограждан, освобождая таким образом хотя бы немного места. Проехав множество улиц и сильно петляя по пути – возможно, с целью произвести на меня должное впечатление масштабами города, – мы прибыли к дому моего спутника. Несколько слуг выбежали к нам навстречу и взяли лошадей под уздцы. Хивинец спешился и, усердно кланяясь, провел меня через высокие массивные ворота из дерева. Мы оказались в квадратном дворике, украшенном каменными колоннами, которые поддерживали балкон. С этого балкона открывался вид на мраморный фонтан, и в целом весь двор сильно напоминал патио в доме какого-нибудь знатного человека в Кордове или Севилье. Через дверь, похожую на входные ворота, но заметно ниже, мы прошли в длинную узкую комнату, в обеих концах которой были устроены помосты, покрытые красивыми ковриками. Окна отсутствовали, поскольку стекло являлось редкостью и завозить его в столицу начали только в самое последнее время. Свет в помещение попадал через отверстие в стене, слегка прикрываемое решеткой, а также через потолок, часть которого оставалась открытой, а сам он отличался богатым украшением из орнаментов. Две ведущие со двора двери покрывала затейливая резьба; в центре комнаты уютно потрескивал углями горевший очаг. Хозяин предложил мне занять почетное место у огня, отступил на несколько шагов, сложил на груди руки и подобострастно испросил у меня разрешения на то, чтобы сесть самому.
На большом подносе внесли виноград, дыни и прочие фрукты, причем все это было свежим, как будто только что с грядки. Угощение расставили вокруг меня, а хозяин принес русский чайник с чашкой, налил обжигающий напиток и поставил его рядом со мной; все это время я восседал, скрестив ноги, на коврике и чувствовал себя не совсем комфортно.
Затем принимавший меня хивинец поинтересовался, будут ли у меня какие-либо распоряжения, поскольку хан велел немедленно выполнять любую мою прихоть. На просьбу помыться хозяин тут же отправил слугу в городские бани с приказом приготовить все необходимое. Через час Назар известил меня, что там все готово и надо выезжать – бани располагались в центре города. На сей раз впереди ехал хозяин, а Назар следовал в арьергарде, держа в одной руке мыло, а в другой расческу, каковая оказалась источником великого удивления для хивинцев. Не имея на своих головах волос, они никак не могли взять в толк, для чего этот инструмент нужен.
Бани состояли из трех просторных помещений под сводчатыми крышами. В первой комнате вдоль стен располагались глинобитные лежанки, покрытые коврами и подушками. На одной из них восседал управляющий банями. При виде меня он вскочил и, уговаривая присесть рядом с ним, подвинул кальян. Согласно старой пословице, если ты в Риме, вести себя надо по-римски. Я сделал две или три затяжки, отчего едва не задохнулся. Тем временем мне налили щербет, а вскоре появился банщик. Помогая мне раздеться, он снял содержавший все мое золото пояс и спросил, что это такое. Глупо демонстрировать азиатам свои сомнения в их порядочности, и мой собственный опыт показывает, что гораздо большего можно добиться от них путем прямого доверия, нежели каким-либо иным способом. Поэтому я просто ответил: «Деньги», – и попросил его приглядеть за поясом, пока я буду в парилке. Банщик низко поклонился и, указав на свою голову, жестом дал понять, что жизнью отвечает за мои финансы. Затем он провел меня в соседнее помещение. Здесь я увидел топившуюся печь, в которой на огне лежали большие раскаленные добела камни. Банщик вылил на них три или четыре ведра холодной воды, отчего она немедленно испарилась и густой пар заполнил всю комнату. Становилось все жарче и жарче, а пар сгустился настолько, что банщика стало не видно. Пропарив меня таким образом около получаса, он указал на большой резервуар с плавающим там льдом. Зачерпнув оттуда ведерком, он окатил меня с головы до ног. На этом процедура закончилась; она не включала в себя ни обильное намыливание, ни глубокий массаж, как это принято в подобных заведениях в Турции, и меня наконец проводили обратно в предбанник.
Здесь я обнаружил целое собрание знатных горожан, которым не терпелось самим взглянуть на иностранца, любившего помыться, хоть он и был христианином. Один из этих досточтимых людей, пожилой мулла, немного говорил по-арабски. Он дважды совершил паломничество в Мекку. Ему довелось встречать капитана Аббота, посетившего Хиву сорок лет назад, и он думал, что я, как и тот офицер, прибыл в хивинскую столицу из Индии через Герат.
– Это был очень благородный джентльмен, – заметил мулла, имея в виду Аббота. – Ив медицине знал толк. Исцелил несколько больных. Мы слышали, его потом убили русские. Это правда?
Узнав, что капитан Аббот благополучно вернулся в Англию, старый мулла воздал хвалу Всевышнему.
– Ваш соотечественник находился у нас как раз в то время, когда русские пытались дойти до Хивы, – продолжил мулла. – Люди тогда подумали, что из Индостана к нам на помощь двинется армия. Но она не понадобилась; зима убила тысячи неверных собак. Благословен будь Всевышний!
И фраза эта, звучащая по-арабски точно так же, как и на местном языке, была с благоговением повторена всеми присутствующими.
– Как же все-таки русским удалось взять Хиву? – поинтересовался я.
– Они пришли летом. Аллах не сражался на нашей стороне.
– Говорят, ваши люди отравили в пустыне несколько колодцев, – заметил я. – Это правда?
Пожилой человек даже покраснел от возмущения.
– Отравить колодцы, данные нам Всевышним?! – воскликнул он. – Никогда! Это было бы величайшим грехом в Его глазах.
Тут вошел Назар и сказал, что можно ехать. Пожав руки всем
