с низким потолком в просторную комнату. Здесь размещалась его семья. Супруга его хлопотала по какой-то кухонной надобности над горевшим очагом. Лицо ее оставалось открытым, поскольку она не ожидала никаких гостей, но быстрым движением руки дама прикрылась плотной белой шалью. Она вряд ли могла считаться красавицей, и черты ее не поразили бы ни одного путешественника, однако она сочла за лучшее не смущать нас и ушла в гарем, отделенный плотным куском ткани от тех апартаментов, где находились мы.

Вскоре нам принесли блюдо с целой горой риса и маленькими кусочками жареного фазана в кисловатом соусе, затем – жареную рыбу, очень напоминавшую пескарей. Пока я поглощал все это, хозяин забрасывал меня вопросами о тех странах, где я побывал. Он не ведал о существовании водного пути между Великобританией и Индией, считая, что дорога из Англии в эту империю пролегает через Китай. Ему было известно, впрочем, о том, что Индия и Англия – это две разные страны, в чем он выгодно отличался географическими познаниями от своего соотечественника, у которого мы провели предыдущую ночь.

Русский язык мой хозяин выучил в Ташкенте, где провел какое-то время. Он также бывал в Бухаре и общался с разными купцами, ходившими с караванами в Кабул и Лахор. Ему тем более любопытно было познакомиться со мной, что он никогда прежде, как сам признался, не встречал англичанина, а ему очень хотелось узнать, будет ли война между Великобританией и Россией. В Ташкенте, согласно его словам, на эту войну смотрели уже как на нечто вполне решенное, и про Индию русские обитатели этого города говорили как про источник невиданных богатств, из которого они смогут черпать золото, пополняя свои опустевшие карманы.

– И как же они доберутся до Индии? – спросил я. – Дорогу туда перекрывают высокие горы, и если даже русские дойдут, то кто может поручиться, что мы выпустим их обратно.

– Путей туда много, – ответил он. – Летом купцы добираются из Бухары до Кабула за шестнадцать дней; оттуда ведет дорога через Мерв и Герат. Ее контролируют туркмены, но русские с ними разберутся, да еще построят форт в Мерве. У вас в Индии отличные солдаты, но мы слышали, что местное население там вас не любит и примет русских как освободителей.

– А вы как относитесь к русским? – спросил я.

– Хорошо. Они покупают мои товары, когда я в Ташкенте, и не трогают таких маленьких людей, как я. Вот если бы я был богат, тогда другой разговор. Но на этот случай существуют взятки. Нет такого полковника, который не любит денег, и даже генералы не всегда прячут руку в карман.

– А вы были в Хиве, когда пришли русские? – спросил я.

– Нет, я тогда уехал в Ташкент. И мы, если честно, думали, что русским сюда не дойти. Это было ужасно, – прибавил он. – Столько крови пролилось. Так много друзей погибло. Война – страшная вещь.

– Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся с вами в Индии, – отметил я, – и у меня появится возможность отплатить вам за ваше гостеприимство.

– Ну, это если русские вам позволят, – ответил хозяин. – Когда они доберутся до Индостана, тогда не только вам, но и местным ничего не останется. Судя по их офицерам, деньги они могут выжать даже из камня.

Тут вошел Назар. Он сообщил о готовности лошадей и проводника продолжать путь. Вручив несколько рублей моему новому знакомому, я поспешил усесться в седло и поскакал к столице. Оказавшись снова за городом, я обратил внимание, что дорога с обеих сторон закрыта невысокими глинобитными стенами примерно четырех футов высотой. Лежавшие вокруг поля разделялись канавами, которые отмечали границы владений каждого собственника. Проехав около девяти верст от Угенча, мы пересекли канал Шаббатат. На другую сторону мы перебрались по мосту самой неуклюжей конструкции: через опорные балки, вкопанные в грязь, были перекинуты доски, а поверх них просто набросана земля. Никакие перила или ограждения не защищали проезжающих от падения в канал с высоты как минимум в двенадцать футов. Не требовалось быть нервным человеком, чтобы не захотеть оказаться на этой переправе темной ночью, да еще, например, с испуганной лошадью или пьяным возницей.

Глинобитные стены вдоль дороги вскоре исчезли, и мы двигались по песчаным местам, где земля не возделывалась. Наконец мы подъехали к старому кладбищу. Надгробия, возведенные из сухой глины, показались мне странными и даже причудливыми, отражая, судя по всему, вкусы родственников того или иного покойного. Над некоторыми могилами на высоких шестах развевались длинные полоски ткани или большие белые флаги, отмечая место упокоения какого-нибудь павшего героя или человека, известного своими доблестями и отвагой, тогда как не украшенные ничем, кроме пробивающейся травы, земляные холмики указывали на место последнего приюта людей поскромнее. Тут же посреди этого пристанища мертвецов располагался небольшой домик, занимаемый престарелым муллой, чья обязанность состояла в том, чтобы ухаживать за кладбищем и молиться за ушедших. К нам подбежал присланный им паренек, который предложил сухофрукты с чаем и пригласил нас в дом.

Позже я прошелся среди могил в сопровождении старого муллы, поведавшего мне ужасные подробности вражеского наступления на его страну; узнав, что я не русский, он обрушил поток проклятий на головы захватчиков.

– Они говорят, что это мы начали войну, – бормотал старик, – а сами удерживали наших купцов в Казалы, чтобы спровоцировать хана. Теперь наши лучшие дни позади и правят нами неверные.

Отъехав от кладбища на семь верст, мы пересекли еще один канал – Казабат. Приближалась ночь, и, поскольку мы до сих пор не повстречали отправленного мною в Хиву посланца, решено было заночевать в деревушке под названием Шамахулур. Для поиска ночлега тут не понадобился даже проводник. Из большого солидного дома вышел человек в дорогой одежде и с приятным выражением на смуглом лице. Он попросил оказать ему честь и отдохнуть под его крышей до следующего утра. По всему было видно, что в благополучии он превосходил нашего вчерашнего хозяина. Выделенная для гостей комната хоть и походила мебелью и устройством на место нашей предыдущей ночевки, однако же сильно превосходила его размерами, коврами и качеством всего остального.

Хозяин наш оказался большим любителем охоты. Он держал несколько ястребов. Птицы эти широко используются хивинцами для преследования дичи. Чаще всего их пускают вдогонку за сайгаками или зайцами. Ястреб, парящий над головой жертвы, бьет клювом ей между глаз, и это сбивает животное с толку, после чего оно становится легкой добычей для гончих.

– А вы разве не охотитесь так у себя в стране? – спросил хозяин.

– Нет, мы охотимся на лис, но