Шрифт:
Закладка:
– Ей сейчас сколько?
– Она ровесница с Володей, с 1938-го.
– А чем бы он сейчас занимался? Я часто про это думаю…
– Я не знаю. Но я не думаю, что он принял бы то, что происходило во времена ельцинские. То, что сейчас…
– А где бы он был в 91-м? В 93-м?
– Трудно сказать. Ей-богу, трудно! Я часто об этом задумываюсь…
– А что бы писал?
– Песни. То, что он писал, и то, что писали после него, – разве можно сравнить? Как его слушали!
– Да… Я помню, он приезжал к нам на шахту Бажанова, в Макеевку, – году в 72-м. Клуб был забит, всё на магнитофоны писалось. Потом долгие годы это переписывалось… Он, конечно, съездил в шахту, и спел «Мы топливо отнимем у чертей, свои котлы топить им будет нечем… Черное надежное золото…»
– Это он написал в мою картину – «Антрацит». Порезали ее сильно…
– Были разговоры, что он плохо влиял на молодежь, ему же пытались подражать, ну и пили, и уходили в блатняк. Что скажете?
– Это не так. Вон Евтушенко тоже много пил. И Рождественский много пил… Да ну, чушь собачья. Подражать? Да невозможно ему подражать. Он никогда не халтурил. Никогда! С любого концерта он мокрый выходил. Он был всеобъемлющ настолько, его любили все – от блатарей до физиков-теоретиков Курчатовского института.
– Что такое – Высоцкий? Пушкин наших дней? Что это? Как вы можете это сегодня обозначить?
– Это Моцарт. А как поэт… Если выстроить ряд, он такой будет: Пушкин, Некрасов, Высоцкий.
Деньги
– А вы тот дом с участком, куда пустили Высоцкого, – за бешеные деньги купили?
– Да… В 75-м я за это заплатил 65 тысяч. Рублей.
– Ого!
– Я купил дом у вдовы поэта Кирсанова. Люся Кирсанова была сильно пьющая женщина. Все пропила. Дом – это ерунда, а у нее был Фальк, был Малевич… Картины потрясающие – а она их за бутылку отдавала. Купил, значит, и потом целый год был в долгу как в шелку. Расплачивался.
– Из каких денег?
– У меня тогда пьесы шли по всему Союзу, мне отчислений каждый месяц приходило по 4000–4500 рублей. Я тогда чуть не спился! Бутылка коньяка 4.12 стоила! 500 рублей была зарплата официальная министра!
– А сколько это в теперешних долларах, по вашим ощущениям?
– В долларах – тыщ сорок в месяц. Но самое ужасное, что тогда на них ничего нельзя было купить. Не как сейчас…
– То-то вы тогда, все знают, по утрам покупали коньяк по 200 рублей за бутылку у банщика бассейна «Москва»!
– Да, да. С Володей…
– А еще была история с 50 000 долларов.
– Откуда вы про это знаете?
– Да так, рассказывали люди…
– Ну дал я другу в долг. Я ему сказал – Володь, это мои последние деньги. Я тогда продал старую дачу, чтоб построить новую. И вот эти деньги я и отдал. Он обещал отдать в срок, железно. Друг этот занимался бизнесом, лесом торговал. Он мои деньги вложил, а его кинули. Деньги пропали. Он все потерял. Продал квартиру… Наверно, он не только мне был должен. Я тогда, чтоб дачу достроить, продал свою кооперативную квартиру в Москве. Да таких историй в те времена было навалом, в 90-е годы…
Еврейство
– Вы всерьез собирались с Высоцким бежать из страны? Он же тоже еврей, как вы.
– Ну да, у него тоже, как у меня, мать русская, а отец еврей.
– Академик Амосов говорил, что самые талантливые люди – у которых есть доля еврейской крови.
– Да, и Андрюша Смирнов говорил: «Эдька, чтоб делать хорошее кино, надо иметь хотя бы 25 процентов еврейской крови».
– Так у него ж нету…
– Есть, есть! У него мать наполовину еврейка, наполовину армянка. Вот мой сосед Саша Червинский… Способный мужик, драматург хороший…
– А, это который издал книжку «Как выгодно продать хороший сценарий»?
– Да, есть у него такая книжка. Только он сам почему-то не может свои сценарии продать. Он в свое время поехал в Голливуд, работать… Я его спрашиваю: «Зачем, Саша? Кому ты там нужен? Там нужно быть или евреем, или педерастом – одно из двух». Он говорит: «Но я-то еврей!» Но ты еврей без английского! Ты же по-английски еле-еле ботаешь…
– Так вы с Высоцким всерьез валить собирались? Разговоры такие были?
– Естественно, были! Тогда много народу поехало, началось… Но после первой своей загранпоездки Володя мне сказал: мы там на хер никому не нужны.
– Это когда к Марине в первый раз съездил?
– Ну да, это 72-й или 73-й год. Он мне рассказывал, что, когда зашел в магазин и увидел изобилие продуктов – колбасы и все такое – его стало тошнить, он просто сблевал. Прежде он никогда не видел столько еды. Это было кошмарное зрелище…
– А вы насколько чувствуете себя евреем?
– Да не чувствую.
– И то правда. Для еврея вы какой-то совсем не бизнесовый. И говорите, что думаете.
– Я доверчивый всегда, меня нагреть ничего не стоит.
– Для еврея вы к тому же как-то слишком уж выпиваете.
– Ну, евреев очень много пьющих.
– А как печень у вас?
– Уже плохо. Сдал анализы, мне говорят: вы на грани цирроза. А, на грани? И пошел в магазин. Я скажу так: кому суждено погибнуть под трамваем, тот не умрет от сифилиса.
– Евреи бывают патриотами круче, чем русаки.
– Такое бывает, но не думаю, что это мой случай. Отец мой еврей, но он не вернулся с войны. А мать – орловская, на лето меня всегда в деревню спроваживали. Кстати, о евреях. Вот я сейчас снимаю 15-серийный сериал про Столыпина. Так он два раза вносил в Думу законопроект об отмене черты оседлости. И Дума оба раза его проваливала. Почему? Потому что в боевики шли молодые еврейские ребята, у которых не было шанса сделать карьеру, им просто некуда было идти. А если им дать возможность учиться, работать… Еще Ленин писал: если реформы Столыпина будут проведены в жизнь, о революции в России можно забыть на ближайшие 50 лет…
Заграница
– Высоцкий рано начал ездить на Запад. А вас не пускали.
– Я был невыездной в те времена. Меня считали неблагонадежным.
– Ну так вы ведь пили много. И с Высоцким дружили. Притом что самого его пускали…
– Вот еще что могло повлиять: я дружил с Пашей Литвиновым – он вышел на площадь в 68-м, когда была оккупация Чехословакии. Ему дали 5 лет.
– И что с ним дальше было?
– В Англии живет. Физик. Приезжал два раза… Его дед – тот самый Литвинов,
