Шрифт:
Закладка:
Мадам д’Ортолан отвернулась и тяжко, обреченно вздохнула.
– Полагаю, вы правы, – тихо сказала она. – Как ни досадно это признавать.
Мистер Клейст молчал. Выражение его лица не изменилось.
– Отдать надлежащие распоряжения? – осведомился он наконец.
– Будьте любезны.
Помощник направился к выходу.
– Мистер Клейст!
– Мэм? – Обернувшись, он встретился взглядом с мадам д’Ортолан.
– Вся эта ситуация чрезвычайно меня задела и огорчила. Хотелось бы, чтобы мистер О заплатил сполна. Лично мне. Поскольку его польза для наших целей исчерпана, то я хотела бы попросить вас преподать мне некоторые техники вашей прежней профессии. Я опробую их на нем. А заодно и на Малверхилл. Не сомневаюсь, она тоже замешана.
– Можете на меня рассчитывать, мэм. – Мистер Клейст чопорно поклонился.
Тонкие губы мадам д’Ортолан тронула улыбка (такую мистер Клейст называл про себя «улыбка – бумажный порез»; она напоминала ему о запахе лимонов и протяжных, долго не стихающих криках).
Мадам д’Ортолан взмахнула рукой.
– Спасибо. На этом все.
Помощник спустился еще на две ступеньки, и его снова окликнули. Леди славилась этим приемчиком.
– Да, мэм? – поднял глаза мистер Клейст, сохраняя невозмутимость.
Птицы уже почти затихли, угнездившись на ночь.
– Как там вас раньше называли? Моралистом?
– Философом, мэм.
– Да, точно. Надеюсь, вам понравилось ненадолго вернуться к прежнему ремеслу?
Задержав на ней взгляд, он тихо произнес:
– Почему же ненадолго, мэм? Мы ведь только начали. – И, не отворачиваясь, добавил: – Вообще-то нет, не очень понравилось.
Он поклонился и вышел.
Питчер
Майк Эстерос сидит у барной стойки в отеле «Коммодор» на Венис-бич [47]. Очередная неудачная презентация. Строго говоря, итоги еще неизвестны, но у Майка чутье на такое, и он готов поспорить, что вновь получит отказ. Это начинает удручать. Нет, он не бросит свою идею, которая – он знает – однажды воплотится в фильм, ведь в этом бизнесе главное – настрой: если сам в себя не поверишь, не поверит никто. И все же…
В баре тихо. Обычно Майк в такое время не выпивает. Он думает, как бы подправить сценарий. Может, сделать ставку на семейную аудиторию? Сосредоточиться на мальчике, его отношениях с отцом? Добавить милоты. Выжать слезу. Фильму это не повредит. Во всяком случае, ощутимо. Возможно, он слишком зациклился на основной задумке, вообразив, что раз ее красота и элегантность очевидна ему, то и другим тоже, а инвесторы собьются с ног, лишь бы взять идею в оборот и отвалить ему кучу денег.
Не стоит забывать закон Голдмана [48]: никто ничего не знает. Никто не знает заранее, какая идея выстрелит. Вот почему снимают столько сиквелов и ремейков: не от банальной нехватки фантазии, а оттого, что боссы не спешат рисковать, вкладываясь в новые, непроверенные задумки. Приемы, которые уже срабатывали прежде, хотя бы частично избавляют от пугающей неопределенности.
У Майка же затея радикальная, непривычная. Пожалуй, центральная концепция даже слишком оригинальна, что ей во вред. Вот почему ее не мешает загнать в некие традиционные рамки. Майк вновь перепишет сценарий. Честно говоря, такая перспектива его не больно-то радует, однако он считает, что это необходимо. Есть смысл покорпеть.
Идея того стоит, и он в нее верит. Пока это просто мечта, но она может стать явью, ведь Майк живет там, где мечты исполняются. Не только творческие, но и те, что связаны с деньгами и перспективами. Все они воплощаются здесь. Он любит это место, возлагает на него надежды.
Майк выходит из бара, садится на скамейку с видом на океан и наблюдает, как по тротуару и пляжу снуют люди – кто-то рассекает на роликах или скейтборде, кто-то бросает фрисби, кто-то просто гуляет.
Рядом садится девушка. Точнее, женщина. На вид – ровесница Майка. Он заговаривает с ней. Она милая, умная и дружелюбная. Темнокожая и длинноногая, заливисто смеется. Его типаж.
Она юрист. Вот, решила расслабиться в выходной день. Зовут Моникой. Он предлагает что-нибудь выпить, она отвечает: «Может, травяного чаю?» – и они здесь же, рядом с пляжем, находят крохотную кофейню. Затем идут пообедать в ближайший вьетнамский ресторанчик.
Майк рассказывает новой знакомой про свой питч, потому что видит в ее глазах неподдельный интерес. Она говорит, что замысел прекрасен. Похоже, идея и правда заставляет ее задуматься.
Позже они гуляют по пляжу под луной-половинкой, садятся рядом на песок. Затем – поцелуи и немного ласк, хотя Моника предупреждает, что на первом свидании никогда далеко не заходит. Он заверяет ее, будто и сам таких же взглядов. Кривит душой, конечно, и понимает, что она это понимает, но ей, в общем-то, плевать.
И вдруг, когда они лежат, крепко обнявшись и жарко целуясь, что-то меняется. Он это чувствует, открывает глаза и видит: луна исчезла, воздух стал прохладнее, а песчаная полоса теперь круто обрывается к другому, более спокойному морю.
Вдали виднеются поросшие деревьями острова – темные силуэты на фоне звездного неба.
Майк непонимающе смотрит на Монику. Он инстинктивно отшатывается, ползет от нее прочь. Она теперь тоже выглядит иначе. Светлокожая блондинка, ниже ростом, с другими чертами лица. Два громилы – больше на пляже никого нет – стоят от них футах в десяти, наблюдая.
Блондинка встает, отряхивая руки.
– Добро пожаловать, мистер Эстерос! Отныне вы живете здесь.
11
Пациент 8262
Надо мной надругались! Худшие кошмары воплотились в жизнь. Ладно, может, не самые худшие, но определенно скверные. Меня гладили, лапали, домогались в моей собственной постели! К счастью, я вовремя очнулся и спугнул извращенца. Заорал, позвал на помощь. Но сам факт!..
Это случилось днем, где-то через час после обеда; я пребывал в состоянии, в котором последнее время предпочитаю находиться как можно дольше: не спал и не бодрствовал, а просто лежал с закрытыми глазами, иногда прислушиваясь и много размышляя.
Я услышал, как кто-то зашел ко мне в палату. Стук закрывшейся двери я пропустил и все же заметил, что звуки, доносившиеся из коридора, стали глуше. Это должно было меня насторожить, вот только я, увы, потерял бдительность.
После странного визита несущих околесицу гостей я почти не слонялся по коридорам и общим комнатам, едва ли не все время проводя в кровати. Другие пациенты и обитатели клиники странно на меня косились, а некоторые даже пытались завязать со мной бессвязный разговор – похоже, на том самом тарабарском языке. Широкие улыбочки явно говорили, что их обладатели в курсе всеобщего веселья и тоже хотят выставить меня на смех. Я сворачивал
