— Я с вами искренен. Нет чести в том, чтобы оболгать достойную даму. И я не стану этого делать, чтобы повеселить вашу аудиторию.

Лошадчак закрыла папку и сдвинула ее на край стола. Потом закинула руки за голову и потянулась. Мне показалось, что она пытается сделать вид, что ощущает себя как дома. Хотя это было не так.

В столовую вошел Федор и внес большое круглое блюдо, на котором стоял высокий торт.

— Кухарка использовала светлое пенное для этого десерта, — торжественно сообщил мужчина и поставил угощение на стол.

— Серьезно? — удивленно протянула Лошадчак и сглотнула. — С виду как настоящий.

— Вы ведь сами пожелали это лакомство, — напомнил я.

— Но…

— Вы надеялись, что вам его не подадут? — почти ласково спросил я.

— Скажу вам честно, я полагала, что ваша кухарка предложит что-то на замену.

Дворецкий взял нож и ловко разрезал торт. Затем ухватил лопатку, подцепил кусочек и выложил его на изящное фарфоровое блюдце. Я подумал, что не видел этой посуды на нашем столе ранее. Скорее всего сервис был из числа предназначенных «для особого случая». Но я сделал вид, что не удивлен.

Тальяна покрутила тарелку, осматривая угощение. Потом приподняла сладость на уровень глаз, принюхалась и ткнула пальцем в торт.

— Как вы могли так быстро… — начала было она, но осеклась.

— Никакого секрета тут нет, — пожал плечами дворецкий. — По четвергам у нас торты.

— Но сегодня не четверг! — заметила ушлая журналистка.

— Надо сообщить кухарке. Наверно она позабыла, что на календаре надо отрывать листы. А я не проконтролировал.

— Все к лучшему, — я спрятал улыбку и втянул носом аромат шоколада и хмеля. — Не вините себя, Федор.

— Ваш чай, — провозгласила Маришка, внося чайник и чашки на подносе.

— Вы работаете на кухне? — ядовито осведомилась Тальяна.

— Труд не зазорен, — мило улыбнулась ей девушка. — И помочь смущенным работникам мне вовсе не сложно.

— И чем они смущены? Неужели мной?

— Камерами, — ответил я вместо подруги. — Мы живем тихо. Тут не бывает пафосных гостей.

— Слышала, что у вас бывают разные люди…

— Никто из них не привозил с собой команды с камерами.

— А как же ваша личная команда пиара?

— Они все свои, — не потерялся я.

— Вы так настойчиво даете понять, что всего лишь простой парень. Но я же знаю, что вы темный.

— Что для вас темный, дорогая Тальяна? Считаете, что оттенок моей силы определяет меня как человека?

— Ни для кого не секрет, что от темного нельзя ждать добра.

— Ну, если мыслить стереотипами, то и даму ночью в дом пускать нельзя…

Девушка напряглась и бросила на оператора красноречивый взгляд.

— В вашем доме моют пол? — внезапно спросил я.

— Что? — смешалась девушка, а потом кивнула.

— И делают это шторами из вашей спальни?

— Что за глупость? — нахмурилась девушка.

— Никто не делает уборку в белых кружевных перчатках, — продолжил я. — Для грязной работы берут...

— Так вы ветошь? — быстро проговорила девушка.

— Специальные инструменты и материалы, — я пропустил ее слова мимо ушей. — Никто не станет подметать двор перьями со шляпки. Возьмут метлу. Но никто не подумает, что эта самая метла — нечто недостойное. Все понимают, что ею метут сор.

— Да вы поэт, мастер Морозов.

Я отпил отвар из кружки и зажмурился. По комнате поплыл аромат можжевеловых ягод, зеленых трав и уже знакомых мне цветов.

— Неужели это тот самый знаменитый Морозовский сбор, — хитро сощурилась девушка. — Поговаривают, что в нем есть редкие травы…

— Все у вас «поговаривают», Тольяна, — я покачал головой. — Когда же вы начнете жить своим умом и не верить на слово непонятно кому? Просто пейте чай и узнайте сами, о чем другие лишь поговаривают.

Мои слова не пришлись по душе гостье. Но она не возмутилась и пригубила напиток. Затем сделал глоток побольше и тоже прикрыла глаза.

— Не говорите ничего, госпожа, — попросил я, надеясь хоть недолго не слышать ее голос. — Просто ощутите, как внутри вас разливается тепло.

— Хорошо, — шепнула Тальяна чуть позже.

Распахнула потемневшие глаза и посмотрела на меня.

— Вам стоит продавать этот сбор.

— Он остается в нашей семье. Так решил еще наш пращур. Отец не нарушил его воли и мы с братом не желаем идти против этого правила.

— Ваш отец больше не имеет власти над вашей семьей, — вновь съязвила девушка. — Он ведь погиб.

— Вам это точно известно? Или об этом опять кто-то поговаривает? — я тяжело вздохнул и добавил вполголоса, — Горбатого могила исправит.

— Вы знаете что-то о своем отце? — оживилась девушка и, облизнувшись, отодвинула тарелку с тортом.

— Его тела так и не нашли. И несмотря на то, что официально он признан мертвым, мы не теряем надежды, что Владимир найдется.

— Но тогда между вами и княжеским титулом будет стоять еще один член семьи.

— Вы редкая дура, — наконец выдохнул я и положил на стол ладони. — Неужели и впрямь в вашей семье не знают о таких простых понятиях, как любовь, приязнь, доброе отношение друг к другу? Неужели ваша душа настолько темная… Ах, да, — я коротко хлопнул себя ладонью по лбу, — это ведь я темный. По-вашему это мне неведомы понятия чести и совести. Я не знаю, что такое свет. А вы «нетакая». Что ж, если все светлые такие, то я, пожалуй, останусь темным. Буду простым ведьмаком, которого презирает высокое общество. Уверен, что смогу это пережить. И лишь потому, что рядом со мной будут мои близкие, которые дороже всех ваших титулов и богатств.

— Печенье подавать? — поинтересовался Федор, который в этот момент заглянул в столовую.

— Насыпьте госпоже Лошадчак с собой. Она больше не задержится в нашем скромном доме.

— Гоните меня? — с довольной улыбкой уточнила девушка.

— Сообщаю, что не открою вам больше, как бы громко вы не стучали.

— А билеты на русалью неделю? — нагло осведомилась Лошадчак.

— Получите у секретаря.

— Стоп камера, — потребовала Тальяна и выразительно