– Ты больше не будешь принимать это, – снова обернулась к нему Калинина. В её голосе не было просьбы, не было вопроса. Была констатация факта, озвученная безапелляционным тоном, которому научилась у Громова. Она очень надеялась, что он согласится и откажется от употребления объективно ненужных препаратов. И он согласился, мысленно радуясь тому, что семимильными шагами к нему возвращается его Алиса. Алиса, которая мыслила рационально и даже переживала о Тане.

Когда спортсмены вошли в аэропорт, отвратительное настроение Тани, продиктованное Алисой и её назойливым воркованием с Громовым, который, к счастью, заснул примерно в середине полета, несколько улучшилось. В зале российских спортсменов встречали волонтеры, многие из которых неплохо владели русским, огромное количество соотечественников, проживающих в Канаде, и, конечно, журналисты. Очень много журналистов.

После четырнадцати часов полета Тане, как и остальным членам сборной, меньше всего хотелось давать интервью. Но положение обязывало. И поэтому она на пару с Евгением около двадцати минут провела в плотном кольце корреспондентов.

Ещё даже не оказавшись в олимпийской деревне, Таня поняла, как тяжело приезжать на соревнования в статусе лидера. Все смотрели на них с Громовым так, будто золотые медали уже висели на их шеях. И эти взгляды, эти надежды, эти прогнозы оказывали сильнейшее давление, лишая малейшего шанса на ошибку. Из-за этого Таня сразу же вспоминала горький опыт чемпионата Европы, когда ошибка на прыжке сильно выбила почву из-под ног. И в связи с этим воспоминанием подсознание сразу же подкинуло то, что произошло в раздевалке. Таня наивно полагала, что с каждым днем будет всё меньше вспоминать этот эпизод, но всё происходило с точностью наоборот.

Побеждать гораздо легче, находясь в статусе темной лошадки, когда ты резко выстрелил и перед этим на тебя никто не оказывал давления, никто завуалированно не намекал, что ты что-то там должен.

Таня осознавала, что с этой запредельной высоты, на которую их возводили абсолютно все, может быть очень больно падать.

* * *

В большой комфортабельный автобус, который должен был отвезти прибывших членов сборной России в олимпийскую деревню, Таня заскочила в числе первых. Ей не хотелось общаться ни с кем. Даже с Ксюшей, которую она заранее предупредила и попросила не обижаться. Впрочем, Исаевой было с кем неплохо провести время в дороге, учитывая, как она сблизилась с Димой.

Таня заняла самое дальнее место в конце автобуса. Она села к окну, а затем расшнуровала синие утепленные ботинки, предоставленные вместе с олимпийской формой, чтобы дать ногам немного отдохнуть. Когда Таня подняла голову, с удивлением обнаружила рядом с собой Громова, который невозмутимо устраивался на соседнем кресле, расстегивая куртку.

– Чередовать будешь? – недовольно поинтересовалась она. – Я, значит, буду твоей спутницей в автобусе?

– Ревнуешь? – заинтересованно дернул бровью он, сдерживая улыбку. За несколько часов Громов понял, что успел соскучиться.

– А кто я такая чтобы ревновать? – пожала плечами Таня, поворачиваясь к окну и чувствуя, что если сейчас не свернуть этот разговор, то он с каждой новой репликой будет набирать плохие обороты.

Алексеева действительно понимала, что Алиса – его главная партнерша. Количество наград, добытых с ней, не знал, казалось, даже сам Громов. А чего он добился с Таней? Одной медали на чемпионате Европы? Это смешно.

Таня понимала, что чемпионат Европы для бронзового призера олимпийских игр и трехкратного чемпиона мира – ерунда. И его медаль с этого чемпионата очень скоро окажется в той самой коробке, в которой он похоронил все остальные награды. Так, будто ни одна из них не имела значения.

– Ты… – Женя на мгновение смутился, а затем надолго замолчал. Ему не хотелось называть Таню другом, потому что оба понимали, что они друг другу никакие не друзья. И не хотелось бросать в её сторону сухое «партнерша», потому что Громов чувствовал, что к ней тянет и влечет не как к партнерше. Даже не так, как тянуло когда-то к Волченковой. Притяжение к той было каким-то плоским, поверхностным и нестабильным. К Тане же тянуло будто магнитом. И это наваждение было необычайно глубоким и сильным. Сопротивляться становилось всё сложнее.

Громов поймал себя на мысли, что после Олимпийский игр ему, возможно, стоит пересмотреть свои отношения с Таней и попробовать что-то большее. Но, с другой стороны, он думал и о том, что Алексеева, скорее всего, влечет его так сильно как раз потому, что неизвестна для него. С Алисой он работал годами и просто перестал воспринимать её как женщину. Возможно, через некоторое время он точно так же привыкнет и к Тане? Этот вариант казался идеальным.

– Я? – напомнила о вопросе партнерша, намекая на то, что он так и не ответил. – Кто я, Женя?

Таня повернула к нему голову, пристально смотря темными и усталыми от долгого перелета глазами.

– Плюша, – попытался отшутиться он, криво улыбнувшись. Однако Тане такие шутки только делали больнее. Она разочарованно поджала губы, убеждаясь в верности своих предположений о том, что она Громову никто.

* * *

Час в автобусе – не так уж и долго. Но только не когда перед этим ты провел четырнадцать часов в таком же сидячем положении.

Громов слушал музыку. Он на удивление неплохо поспал в самолете. А вот Таню сморила усталость. Заметив, в какой неудобной позе дремала партнерша, прислонившись лбом к стеклу, Евгений недовольно вздохнул. Он аккуратно положил ладони на её плечи, медленно опуская партнершу на себя, и положил её голову себе на колени, полагая, что так будет куда удобнее. Алексеева ничего не почувствовала, продолжая мирно сопеть. Громов несмело положил свою большую ладонь на её талию, а затем почувствовал, как губы растянулись в теплой улыбке. Таня немного пошевелилась, заставив Евгения на мгновение приподнять свою ладонь. Она подтянула к груди ноги, которые предусмотрительно освободила от обуви. Громов улыбнулся ещё шире, поражаясь тому, насколько партнерша крохотная. Сейчас это перестало раздражать. Сейчас это очаровывало, окончательно убеждая в том, что так, как к Алисе, он к ней не привыкнет.

Евгений вздохнул, увидев за окном очертания олимпийской деревни. Не хотелось будить Таню и разрушать их нежную близость. Не хотелось впускать в их личное пространство тысячи чужих людей, что окружат через считанные минуты, и миллионы глаз, которые будут следить за ними посредством трансляций.

Не хотелось. Но было необходимо.

Автобус заехал на территорию жилого кластера и остановился возле одного из десятиэтажных домов. На его балконах и окнах уже красовались флаги России, не оставляя сомнений в том, что этот дом на время Олимпийских Игр принадлежит именно сборной этой страны.

– Welcome to Vancouver! – в большом холле дома хором воскликнули очаровательные девушки-волонтеры, одетые в русские народные сарафаны.

Там же прибывших только что коллег встречали спортсмены, приехавшие днём ранее. Многие тепло обнимались и приветствовали друг друга. В холле стоял радостный гул и возбуждение. От эмоций атлетов воздух электризовался. Таня обратила внимание, что у Громова, судя по всему, неплохие отношения с некоторыми лыжниками и с большинством хоккеистов. А вот ей обниматься было не с кем. Она на таких соревнованиях впервые и знала людей, окружавших её, только по трансляциям. Вживую и так близко она не видела их ещё никогда.