– Откуда хорошо знаешь немецкий? – задал вопрос Громов, полагая, что Таня не знает, с чего именно начать рассказ о себе.

– Моя мама учительница немецкого и английского, – ответила она, с трудом уговаривая себя оторвать взгляд от профиля партнера, на который то и дело падал свет от вечерней иллюминации Москвы.

– Вот оно что, – понимающе кивнул Евгений, – английский тоже знаешь неплохо?

– Можно сказать и так, – с толикой смущения призналась Алексеева и повернулась к окну, вспоминая парочку интервью Громова, в которых тот был вынужден говорить на своём ломаном английском. – А ещё знаю, что у тебя с ним дела обстоят отвратительно.

Громов грустно ухмыльнулся. Языком Шекспира он действительно владел на уровне цифр, чтобы понимать баллы. И обладал стандартным набором «Привет-пока-как дела».

– Значит, придется ехать в Питер, чтобы твоя мама позанималась со мной, – вздохнул Евгений.

– Если бы я два года назад не повела себя как дура, – в голосе Тани появились ноты грусти и самоуничижения, – то могла бы и сама с тобой позаниматься.

Громов на мгновение оторвал взгляд от дороги и вопросительно посмотрел на партнершу, призывая пояснить сказанное.

– Когда я закончила школу, – начала Алексеева, погружаясь в воспоминания о своём выпускном вечере, где было принято решение, о котором она впоследствии пожалела, – я поняла, что мне уже не стать великой спортсменкой, – Таня грустно улыбнулась. – Я видела Ксюшу, которая вовсю готовилась к Олимпиаде, видела знакомых из училища, добившихся в юные годы многого…

Евгений шумно вздохнул, сжимая ладони на руле и задумываясь о том, где он был тогда, когда Таня переживала такой период своей жизни. Мог ли он пересечься с ней? Мог ли успокоить и просто побыть рядом? Не мог. И от этого по необъяснимой причине чувствовал себя… Виноватым.

– Я поняла, что буду продолжать заниматься фигурным катанием и соревноваться, но решила, что мне нужно получить образование и другую профессию, потому что фигуристка я не…

– Ты хорошая фигуристка, – оборвал Громов, ни капли не преувеличивая. Он действительно видел в ней потенциал, видел энергию. В начале их совместной карьеры не всегда видел желание выкладываться до последнего, но с каждым днём это желание разгоралось всё больше. И это не могло не радовать и не заставлять восхищаться.

– Женя, – тепло улыбнулась Таня, – это ты хороший фигурист. С тобой даже табуретка вроде меня станет потрясающей партнершей.

– Первая часть фразы была приятной, спасибо, а вторая – чтобы я такого больше не слышал, – строго произнес Громов.

Татьяна смущенно опустила глаза, продолжая улыбаться. Ей нравился их внезапный разговор. Не хотелось думать о том, что дома она прижмет Громова к стенке, требуя рассказать о командных соревнованиях. Не хотелось думать о том, что уже завтра вечером они будут в Канаде. Хотелось только ехать с Евгением, рассказывая ему о своём прошлом, и видеть, как внимательно он слушает.

– Я поступила на учителя. Решила пойти по стопам мамы, – продолжила Таня. – Но потом… – Алексеева тяжело вздохнула, чувствуя, как к горлу подкатывает комок ненависти к себе и собственной трусости. – За месяц до защиты дипломной работы я ушла в академический отпуск. И больше не вернулась.

– Почему? – не понял Громов.

– Потому что испугалась, – с трудом призналась Татьяна. – И…

– Подожди, – перебил её Евгений, пытаясь разобраться в том, что услышал. – Ты просто ушла? Даже не пыталась защититься?

Алексеева поджала губы, нервно переплетая свои пальцы.

– Да, Женя, я просто ушла, – с трудом выговорила она, признаваясь в том, что попросту сдалась, потратив зря несколько лет своей жизни, не поборовшись за желанный результат.

Громов нахмурился. Услышанное не могло понравиться. Он не мог понять, откуда у Тани эта патологическая неуверенность в себе, но это во многом объясняло причину истерики перед первым прокатом на чемпионате Европы. Во многом оправдывало неуверенность и скованность первое время, когда они только встали в пару. И это красноречиво иллюстрировало причину, по которой Алексеева, находясь в хорошей физической форме, не могла добиться большего в спорте.

Впрочем, в её виде спорта успех зависел от неё лишь наполовину.

* * *

– Итак, – нарочито строго начала Татьяна, опустившись за стол напротив партнера. – По какой причине мы не участвуем в командных соревнованиях? Что-то со спиной?

Громов взял вилку, намереваясь ужинать, и на мгновение задумался. Таня неосознанно подала хороший повод для оправдания. Он мог слукавить и сказать про спину. При таком раскладе Татьяна не стала бы ругаться и отнеслась с пониманием.

– Нет, – он всё же решил быть честным. – Не вижу смысла тратить свои силы впустую.

– Что значит впустую?

– Таня, – грубо произнес Громов, призывая партнершу не прикидываться дурочкой, – ты ведь прекрасно понимаешь, что нам не светит «золото» в командном турнире. Нам не светит даже «серебро».

– Без нас точно не светит! – начала заводиться она. – Емельянову с Назаровым канадцы и американцы раскатают как детей! А ведь ещё есть и китайцы!

– Пусть набираются опыта, – отмахнулся Евгений, демонстративно принимаясь за куриную грудку, приготовленную Таней. – В личном зачете им не светит место выше пятнадцатого, так пусть хоть в командном будет толика интриги. Там ведь всего десять стран-участниц.

– Как ты можешь так?

– Как? – переспросил Громов, отмечая про себя, что кулинарные навыки Алексеевой равняются его собственным.

– Отсиживаться в окопе, когда нашим нужна помощь! – экспрессивно отвечала Таня.

– Ты понимаешь, что наши танцоры и мужчины-одиночники слабы и нестабильны, – спокойно пытался говорить Громов. – Сегодня Дима прыгает четверной лутц, а завтра не может чисто приземлить двойной тулуп. Если бы команда состояла из нас и Ксюши, то я бы, конечно, не раздумывал.

– Ты не находишь свою позицию слабой изначально? – с ощутимым презрением спросила Таня. – Быть в команде только с сильными и не помогать слабым.

– И я, и Ксюша знаем, каких трудов стоило наше нынешнее превосходство, – голос его леденел и начинал звучать ниже. – И имеем право отказываться от подобного «сотрудничества».

– Вот только Ксюша не отказалась! Она участвует! – воскликнула Алексеева. – И катает обе программы!

– Посмотрим, во что это выльется в её личном зачете, – кивнул Громов, опуская глаза. – Она растратит все свои силы на два проката, но их загубят оценки, полученные за прокаты мужчин, танцоров и…

– И слабой пары, которая даже нормальной конкуренции никому не составит! – упиралась Таня, всё ещё рассчитывая уговорить Евгения на участие или прийти к компромиссу, согласившись откатать хотя бы одну из двух программ, оставив вторую другой паре. – Это отвратительно! Отсиживаться в стороне, обладая твоей силой!