Семье предстояло просуществовать в статусе отказников более восьми лет – только в 1987 году Шраерам наконец удалось эмигрировать. Однако уже в первый год этого катастрофического нового существования Шраер-Петров начал размышлять об истории вымышленной семьи Левитиных. Работу над рукописью первого романа он завершил осенью 1980 года, а за следующие три года создал второй роман трилогии, «Будь ты проклят! Не умирай…». Разумеется, не приходилось даже думать о публикации в тогдашнем СССР художественного произведения на столь скандальную тему. Однако в 1984 году фотокопии рукописи были тайком вывезены на Запад, и в 1985 году было объявлено о грядущем выходе романа в Израиле, что привело к ужесточению преследований Шраера-Петрова советским режимом. Наконец, в 1992 году, после распада СССР, оба романа были опубликованы в России под общим названием «Герберт и Нэлли». Первый тираж в 50 000 экземпляров разошелся быстро; впоследствии в России вышло еще два издания. Ранний вариант завершающего романа трилогии, «Третья жизнь», был опубликован в 2010 году[183].

«Доктор Левитин» в целом выстроен в хронологическом порядке, однако с большим количеством ретроспекций и авторских отступлений. При этом наиболее заметные разрывы в повествовании – это многочисленные авторские размышления, разбросанные по всему роману. В некоторых случаях это прямые комментарии к тексту, в других – философские рассуждения, придающие нарративу дополнительную глубину. На одной из первых страниц романа нам встречается первое такое вкрапление, длиной всего в одну строку: «Зачем я пишу о ком-то, а не о себе?» [Шраер-Петров 2014: 13]. Есть что-то глубоко мучительное в том, что человек хотел написать историю собственной жизни, но вместо этого решил – или был вынужден? – написать историю жизни другого. Однако верно и то, что художественный вымысел может быть реальнее реальности, и не будет натяжкой сказать, что в этом романе Шраер-Петров, рассказывая историю семьи Левитиных, передал свои собственные страдания в более яркой форме, чем мог бы это сделать в документальном жанре. Любой человек, напрямую осмысляющий свой жизненный опыт, неизбежно обнаруживает белые пятна, которые всегда возникают при попытке рассказать собственную историю. Не исключено, что, рассказывая вымышленную историю – пусть и отчасти основанную на фактах собственной биографии, – мы снижаем опасность того, что эти белые пятна выйдут на первый план и осложнят повествование. Многие проникновенные размышления в этом романе посвящены тому, как сложно герою оторваться от России; другие обнажают перед читателем тот факт, что мрак 1979 года – отнюдь не нов. Скорее это тот мрак, в котором доктор Левитин родился, в котором родились его предки и предки его предков. Так было предначертано их этнической принадлежностью («национальностью», говоря советским языком), это остро ощущалось даже в его детстве, и этого не избежать – перед нами проклятие во многих поколениях, которое, как Левитин интуитивно понимает, распространится и на его детей и внуков.

Принято считать, что в большинстве историй иммигрантов, написанных в XX и XXI веке, главной темой становится обещание чего-то большего, более легкой жизни, жизни, которая не будет отмечена постоянной борьбой. Первые авторы американской иммигрантской художественной литературы, писавшие в конце XIX и начале XX века, рассказывают об одном и том же: как они покинули мрак и тяготы прошлой жизни и приехали в Америку – страну, где мечты претворяются в реальность. Одновременно почти во всех этих текстах рассматриваются и темные стороны иммигрантской жизни в Америке – непредвиденно тяжелое существование, необходимость трудиться на нескольких работах за очень небольшую плату и жить в убогих условиях, в трущобах. Да и в американской иммигрантской литературе XXI века не редко представление об Америке как безопасной гавани, где можно укрыться от насилия и террора охваченных войной стран; однако иммигранты быстро узнают, что в этой безопасной гавани расизм и предрассудки являются своего рода культурной валютой[184]. Суть в том, что в самих рассказах об иммиграции и эмиграции мало нового. Однако если в большинстве романов такого рода рассматривается преодоление трудностей, связанных с претворением мечты в жизнь уже после того, как герои прибывают в новую страну, то в «Докторе Левитине» с анатомической точностью рассказано совсем не о том, какова цена приближения к реализации мечты о новой стране. В нем говорится о том, какую цену может заплатить человек, всего лишь решившийся об этом мечтать, только лишь позволивший себе подумать, что это достижимо. В романе обнажена темная сторона процесса создания в собственном воображении самой возможности лучшей жизни, а также совершения шагов к тому, чтобы мечты превратились в состоявшуюся реальность. И речь не только о том, как мучителен «разрыв, отделение плаценты» – отчуждение от родины [Шраер-Петров 2014:90]. Цена, как видно из романа, невыносимо высока, потери бессчетны. Герберт Анатольевич – врач, доктор наук, профессор – теряет научную должность и в итоге вынужден зарабатывать частными вызовами к тем, кто еще согласен пользоваться его врачебными услугами. Его жена Татьяна, родом из русской деревни, тоже платит высокую цену за то, что вышла замуж за еврея и выразила запретное желание променять родину на жизнь со своей семьей в Израиле. Можно даже утверждать, что именно она и заплатила самую дорогую цену. Ее сына Анатолия, рожденного в смешанном браке, власти теперь рассматривают исключительно как еврея, семья которого вынашивает планы покинуть Россию. Сначала Анатолию не дают поступить на дневное отделение медицинского института, потом его вообще исключают; после этого возникает опасность, что его призовут в армию и отправят в Афганистан: это еще один страх, который терзает всю семью на протяжении романа. Печальной оказывается и судьба Василия Матвеевича (отца Татьяны), хотя он, чистокровный русский, бывший партизан, виновен только в том, что породнился с Левитиным – тем более что в глубине души он не доверяет евреям, да и к зятю-еврею всегда относился неодобрительно. По мере того как мечты рушатся одна за другой, семья все глубже погружается в пучину отчаяния.

Возникает ощущение, что принадлежности к еврейству в СССР боятся, как заразной болезни. Но разве так было не всегда? Коллеги доктора Левитина дистанцируются от него. Татьяна замечает, что даже почтальонша общается с ней куда холоднее прежнего – что для Татьяны, безусловно, особенно тяжело, учитывая, что она сберегла свое русское и православное наследие, чтобы сохранить свое отличие от чуждого мужа-еврея. Деда, Василия Матвеевича, представители власти попрекают тем, что он позволил дочери выйти за еврея, даже несмотря на то, что еврей этот – врач,