Шрифт:
Закладка:
– Сами вы козлы! – крикнул я вдогонку обоим. – Вообще убью потом!
Обещания я, конечно, не сдержал. В детском возрасте обиды долго не живут, зато репутация «чокнутого» прилепилась ко мне на несколько лет и пошла на пользу. Никто не трогал. Предлагали дружить, но мне с ними было скучно уже тогда – я чувствовал их тупость и общее быдлячество, хоть не мог еще объяснить словами.
Я и тогда был выше их всех!
* * *
В следующий раз увидел его не скоро, уже подростком – хотя во сне он являлся регулярно. Иногда казалось, что он заглядывает мне через плечо на уроках, изучает учебники и тетради, подглядывает в душе и в туалете. После этого ломило затылок и очень болели глаза – мои собственные, не призрачные. Однажды мы спрятались в подъезде с одноклассницей Светкой, целовались взасос, и она вдруг дернулась, отстранилась.
– Че такое?
– Да так… показалось, что не ты. Твоими губами кто-то другой, и языком тоже…
– Фигню говоришь. Вот губы, иди сюда!
Она не послушалась – смотрела теперь мне за спину, пришлось оглянуться и увидеть там всего-навсего тетю Элю.
– Обжимашки-целовашки, значит? – спросила красивая строгая женщина очень спокойно, но Светка от этого тона залилась краской. – Достойное дело, и кожвендиспансеру пациентов прибавится. Или роддому. Продолжайте, ну что же вы?
Мои руки разжались, Света шмыгнула из подъезда перепуганной мышкой. Догонять я не стал, глядел на тетю Элю в упор. Впервые не опустил глаза, а внутри меня бушевало что-то яростное, непривычное, просилось наружу.
– Ну че, довольна?! Брызнула ядом?!
– Разве мы уже на «ты»? – в ее голосе прозвучало искреннее удивление. – И с каких это пор? Я не твоя мама, Андрюшенька, потому оставь этот тон при себе.
– А то че?!
– А то в детдом. Ты ведь мне тоже не сын, и вообще седьмая вода на киселе. Скажи спасибо, что живешь в приличных условиях, а не в казенной комнате, среди сирот. Людмила тоже, наверное, обожала целоваться в подъездах, потому и нагуляла тебя неизвестно от кого.
Это было слишком. Не помню, как выбежал из квартиры, не помню, куда забился и где сидел, перемежая яростные слезы матом. Лупил по стенам, снова рыдал. Очень хотелось, чтобы коала с длинными когтями явился к тете Эле той же ночью, чтобы порвал ей горло, вспорол живот, лакал горячую кровь, а она бы кричала, стонала, плакала. Убрала бы, наконец, эту презрительную усмешку со своих тонких губ. Сука, сука, сука!!!
Разумеется, ничего этого не случилось. Я вернулся со сбитыми в кровь кулаками, извинился перед тетей Элей – дважды, громко и четко – ушел в кладовку, служившую мне отдельной комнатой. В детский дом не хотелось. Лучше уж потерпеть.
Тетя Эля с тех пор оскорбляла меня не единожды – утонченно и вежливо, спокойнейшим тоном. Издевалась и явно ждала реакции. Я молчал, любопытство в ее взгляде сменялось привычной скукой. Я уходил туда, где никто не видит, и пинал до одурения стены.
Страна готовилась к Олимпиаде-80, но до нашей провинции это доходило лишь картинками в цветном телевизоре. Химически-яркими, как сон подростка. На теле начали расти волосы, голос сломался и загрубел, конечности вытягивались несоразмерно. Все чаще приходили запретные мысли, в которых не признаешься даже друзьям.
Однажды прямо передо мной грузовик переехал собаку – маленького лохматого двортерьера. Нижняя часть туловища отнялась сразу, из пасти сочилась кровь, но пес пока еще жил. Глядел безумными глазами на собравшуюся толпу и скулил тихонько.
– Добить бы надо, – услышал я собственный голос и не сразу ему поверил. Возможно, потому, что увидел под грузовиком голубовато-синий отсвет. – Ну, че вы?! Мучается же!
– Ты, что ли, добивать будешь? – покосился на меня водитель, хмурый и чем-то похожий на дядю Леню. – Гляди, малой, за язык никто не тянул!
Он сходил в кабину, вернулся с монтировкой.
– На-ка вот! По башке один раз, но метко, чтобы сразу душа в рай!
Внутри меня что-то перекрутилось, сдавило больным узлом, будто самого грузовик переехал. Ладонь на теплом железе вспотела, вся сила исчезла куда-то. Собачьи глаза смотрели с надеждой и мукой, а те, другие, уставились с голодным нетерпением.
– Звиздеть-то все могут! – проворчал водитель, забрал монтировку и стукнул с размаху. Визг, хруст, тишина.
Я кинулся прочь бегом, но хватило меня до ближайших кустов – там и вырвало. Блевал до спазмов, до желудочного сока. Парализованный пес маячил перед глазами, дорога домой прошла на автопилоте. Отряхнул штаны, кое-как умылся. Хорошо, что ни Эли, ни Саввы (про себя я теперь называл их так) дома не было, и мою перемазанную рожу никто не увидел. Очень хотелось есть, но первый же бутерброд попросился обратно вместе со сладким чаем.
Настоящие муки пришли ночью. Крутило и ломало такими судорогами, что позавидовал псу – он хоть наполовину не чувствовал боли! Блевать уже было нечем, а кричать было стыдно. Грыз подушку, пропитывал слезами, затылок мой чувствовал его взгляд и его недовольство.
Он хотел ощутить все сам – вот что! Тепло монтировки в ладони, упругую тяжесть удара, хрупкую прочность собачьего черепа, проседающую под железом. Почувствовать через меня. Я не позволил и был наказан.
«Не хочу так, не хочу, не хочу! Думал, ты друг, а ты…»
Обида, которая сильнее боли. Наверное, он это понял – судороги вдруг прошли, а взамен накатило великое спокойствие. Кайф. Захотелось смеяться в голос, будто под летним солнцем, в морских волнах, которые видел лишь по телевизору. Так я и заснул.
Садистом и живодером после этого не сделался – никаких отрываний крылышек мухам и удушения кошек. Обычная жизнь, как у всех. Олимпиада в Москве отшумела, пухлый медведь улетел на связке шариков, а мое голубоглазое чудо опять потерялось. До поры до времени. Я получил аттестат зрелости, еще два года мелькнули как сон. Заканчивал десятый класс с неплохими оценками и подумывал о мединституте.
– Ты это серьезно? – прищурилась тетя Эля в ответ на мои амбициозные планы. – В самый престижный вуз города со свиным-то рылом?! Или кубышка прикопана с деньгами на взятки?
– У меня не свиное рыло!
– Ну, это же афоризм, – смягчила она тон и взглянула внимательнее. – Физиономия твоя, пожалуй, ничего, да и сам ты… но это не отменяет вопроса по поводу денег и блата.
– У меня есть знания! Пойду и сдам!
– Ну-ну, дерзай. Надеюсь, ты еще
