Детская травма? Отец годами терроризировал ее, кричал на нее и говорил, что она никчемная. Запирал в ее комнате. В шесть лет он заставил ее смотреть, как он пытает и убивает человека. Она просыпалась с криками каждую ночь, впав в ступор от страха. Так что больше никогда не говори со мной так, будто ты эксперт».

Произнесение ужасов вслух грозило поставить меня на колени, но я не мог показать слабость. Даже перед Эммой. Поэтому я подошел к стене и дважды ударил ее. Боль не могла притупить гнев, молотивший по моей голове.

Когда я повернулся, я увидел, что она смотрит на меня с отвращением. Наконец-то. Теперь она знала, за какого мужчину она вышла замуж, за жестокого и варварского. Выращенного монстром, чтобы править армией монстров. Если она думала, что это изменится от того, что она прошептала мне на ухо несколько сладких слов, она ошибалась.

Я никогда не буду другим. Я был проклят с рождения.

Ее горло деликатно работало, когда она сглатывала.

— Ты не собираешься доверять мне, не так ли? Ты обманываешь меня, позволяешь мне жить здесь и рожать тебе наследника, но ты недостаточно меня уважаешь, чтобы обращаться со мной как с равной.

— Равной? — усмехнулся я. — Здесь так не получится. Думаешь, Раваццани относится к твоей сестре как к равной? Или Д'Агостино к твоей близняшке? Ни за что на свете. Даже если бы мы оба хотели этот брак, чего мы не хотим, так бы все равно не вышло.

— Я знаю, что тебе больно из-за Вивианы, и поэтому ты переносишь свой гнев на меня. Но я этого не заслуживаю, Джакомо.

Она была такой спокойной, что это разжигало мою ярость еще сильнее. Я почти дрожал от этого.

— Ты ни черта не знаешь, Эмма! Ты думаешь, что ты умнее всех остальных, но ты наивная, защищенная девочка, воспитанная как трофейная жена мафии и нянчившаяся с отцом. Ты ничего не знаешь о реальном мире.

Ее глаза остекленели, но я не двинулся с места. Я не ошибся. Она сегодня ответила на звонок и подвергла мою сестру опасности, и все потому, что она считала, что знает лучше всех.

И тут по щеке моей жены скатилась слеза.

Я уставился на единственную каплю, мои внутренности сжались от сожаления. Никогда за последний месяц я не видел, чтобы Эмма плакала. Ни от того, что ее заставили выйти замуж под дулом пистолета за незнакомца, вдали от всего, что она знала, — ни единой слезинки. Эта женщина все это мужественно переносила до сих пор. Из-за меня.

«Ты хуже собаки, Джакомо».

Я не мог заглушить голос отца, не в этой комнате. Не тогда, когда я был таким чертовски уставшим и подавленным.

И теперь я был таким же, как он, извергая жестокость на тех, кого я должен был утешать и защищать. Я должен был работать, чтобы завоевать Эмму, успокоить ее и заставить ее остаться со мной, но я не мог найти нужных слов, только обвинения и яд. В этот момент я ненавидел себя так же сильно, как и его.

— Cazzo (Ебать), — закричал я, снова ударив кулаком по стене.

На звуке Эмма свернулась в клубок на кровати и закрыла голову руками. Я не слышал, как она плакала, но ее плечи тряслись, когда она тихо всхлипывала.

Как моя мать.

Осознание этого было ударом под дых. Казалось, моя кожа вот-вот лопнет, выплеснув на потертый ковер все уродство, что терзало меня изнутри. Этот дом, эта семья были прокляты.

Я знал, что так все и закончится. Я никогда не смогу сделать ее счастливой.

Одно было совершенно ясно. Мне вообще не следовало сближаться с Эммой.

С безжалостной эффективностью я начал одеваться. Я не взглянул на нее. Я не мог. Я застегнул ремень и натянул рубашку. Затем я схватил телефон. Я пойду работать в клуб и продолжу копаться в исчезновении сестры. Должен же быть кто-то, кто что-то знает.

Открыв дверь, я сделал единственное, что пришло мне в голову.

Я покончил с этим.

— Возвращайся в Торонто, Эмма. Тебе больше нет смысла здесь оставаться.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ

Эмма

— Что за хрень происходит на самом деле? — крикнула мне Джиа.

Я закончила подъем на роскошный частный самолет, ощущая за собой тяжелые шаги крупной фигуры.

— Дай ей минутку, — сказал Энцо Д'Агостино. — Ей не нужно, чтобы ты сразу на нее кричала.

Моя близняжка выгнула хорошо прочерченую бровь.

— Я буду кричать, если захочу, il pazzo (сумашедший). Она вышла замуж за главаря сицилийской мафии, не сказав мне об этом!

Энцо приблизился к ней. Когда он приблизился, он обхватил лицо Джии руками и наклонился, чтобы прошептать ей на ухо. Она практически растаяла от его прикосновения, ее веки закрылись, и она вцепилась в его запястья, словно он был ее спасательным кругом. Он всегда оказывал на нее такое воздействие, а она на него, как будто они говорили на особом языке, который никто другой не понимал. Это был интимный момент, свидетелем которого мне не следовало быть, поэтому я отвернулась.

Вместо этого я нашла место и занялась ремнем безопасности.

Сегодня утром все произошло быстро, как только я позвонила Энцо, чтобы он забрал меня. Он был немногословен, не говорил много, просто сказал мне сидеть спокойно, и он будет через два часа.

Это заняло всего полтора часа.

Энцо прибыл к особняку Бускетты с целой армией вооруженных до зубов бойцов за спиной. Он приказал охране открыть ворота и отпустить меня. От входной двери я не могла расслышать каждое слово, но вскоре ворота распахнулись, и я, не мешкая, проскользнула через них. Сев в внедорожник Энцо, мы тут же скрылись прочь.

Я знала, что охранники сообщат Джакомо о моем отъезде в тот же миг, как я уйду. Поэтому часть меня ожидала увидеть его седан, мчащийся за нами по улицам Палермо. Или подъезжающий к частной взлетно-посадочной полосе, когда мы садились в самолет Энцо.

Но нигде не было видно моего временного мужа.

«Возвращайся в Торонто, Эмма. Тебе больше нет смысла здесь оставаться».

Вот и все. Все кончено. Он хотел, чтобы я ушла, поэтому я ушла. И теперь я могла вернуться к своей жизни и притвориться, что всего этого никогда не было.

Я могу забыть, как однажды я была настолько глупа, что влюбилась в главаря мафии.

Осознание пришло ко мне поздно ночью, уже после того, как он ушел. Да, я влюбилась в мужчину,