надо поговорить с директором центральной библиотеки. Взяли бы тебя заведовать иностранным отделом. Зарплата, правда, не ахти какая, но ты могла бы уроками подрабатывать. Весной, когда абитуриенты к вступительным экзаменам в разные институты начинают готовиться, можно неплохо заработать. Подожди немного, что-нибудь придумаем.

— А переводов никаких нельзя достать?

— Для этого надо в Москву ехать. Да и там вряд ли сумеешь найти. Мне одна знакомая рассказывала, у переводчиков там круговая оборона, не пробьешься. Нет, лучше ты немного подожди. Может, что-нибудь выгорит с библиотекой. Я постараюсь.

Мы повспоминали Тяньцзин, уговорились сходить в ближайшее время к Синейчукам, а потом встретить всем вместе новый год — 1955 — мой первый Новый год на родной земле.

Незадолго до нового года поступило предложение от Капитолины Степановны преподавать английский язык в пятых и шестых классах в школе в городском предместье за Иртышем. Нина, передавая мне это предложение, выглядела несколько смущенно,

— Не знаю, согласишься ли ты. Хотя отказываться, я считаю, недипломатично. Возможно, она действительно не может ничего другого предложить. Далеко, конечно. Зимой пешком через Иртыш. Транспорта никакого. Выходить надо часов в і шесть утра. Но, может, это так, для начала, посмотреть, как ты работаешь… В общем, решай сама. Ответ надо дать в будущий вторник, так что у тебя четыре дня. Решай, но помни — тут надо многое взвесить.

— Даже и не думайте! — решительно сказал Андрей Алексеевич, к которому я пришла посоветоваться. — Да ведь это самый у нас бандитский район. В потемках там ходить — это, значит жизнью своей не дорожить. А вам, насколько я понимаю, швыряться своей не приходится. Да лучше нянькой в больницу устроиться или в детский сад воспитательницей. Что-нибудь да подвернется. А там за беретку грошовую людей убивали, не то, что за платок пуховый. Ни в коем случае не соглашайтесь.

Предложения подворачивались. Жена Ивана Гавриловича Галина Степановна — красивая черноглазая дама, всегда оживленная, обшивавшая в Омске всю городскую знать, предложила мне работать с ней. Увы, шить я не умела. В больнице нашлось бы для меня место регистраторши, но платили там в два раза меньше, чем стоила наша проходная комнатушка у Агафьи Трифоновны. На большом заводе директор соблазнился было моим знанием технического английского языка и опытом в области делопроизводства, но, узнав, что опыт свой я приобрела, работая в конторе «Дженерал Моторе», сразу же потерял ко мне интерес. Я продавала вечерние платья, китайские безделушки, вышитые скатерти и напряженно ждала ответов на письма, отправленные в Москву.

Как-то утром, когда я чистила в кухне картошку на обед, входная дверь шумно распахнулась от сильного толчка и порог переступил рослый молодой человек в измазанном краской ватнике. За ним следовал солдат с ружьем. Я невольно попятилась.

— Не пугайтесь, — насмешливо сказал молодой человек. — Со мной он. Стережет, чтобы не убег. Старушонка-то у себя?

Агафья Трифоновна выглянула из горницы. Остаток краски сбежал с ее лица, она совсем посерела и съежилась, слабо махнула рукой, и молодой человек прошел в горницу. Они о чем-то заговорили. Солдат отказался присесть, но попросил ковшичек напиться. Он тупо смотрел, как я чищу картошку, не делая попыток прислушаться к разговору за дверью. Минут через пять молодой человек вышел из комнаты, засовывая что-то в карман и буркнул солдату — «Пошли!» Не прощаясь, они затопали прочь.

. — Ушли? — спросила, приоткрыв дверь хозяйка. — Ох, горюшко-горе! Муторно мне нынче с утра самого, а тут еще Володьку принесло…

— Может, доктора позвать, Агафья Трифоновна?

— Не надо. Чайку согреешь, спасибо скажу. Совсем чего-то расслабла.

Я отнесла ей чаю. Она сидела за столом и пустыми глазами смотрела в пространство.

— Вы бы прилегли, Агафья Трифоновна, — сказала я. — Давайте я вам помогу.

— И то, — ответила она, продолжая смотреть в ту же точку, — Ты иди, я позову.

Я вышла, решив сходить к Варваре Андреевне, посоветоваться с ней, но не успела я накинуть пальто, как послышались звуки захлебывающегося кашля. Я бросилась в горницу. Агафья Трифоновна полулежала на кровати. Кровь лилась у нее изо рта, заливая белоснежные подушки.

Она умерла еще до приезда «скорой помощи». И сразу же дом наполнился людьми: старушки-соседки, две монашенки, несколько разворотливых мужичков, принимавших заказ на «домовину». Приехала дочь Ольга — крепкая статная женщина лет тридцати с громким властным голосом. Потупясь вошел, сопровождаемый тем же солдатом, Володька. Вслед за ними появился Ольгин муж — тоже статный широкоплечий, с туповатым лицом, странно выговаривающий русские слова. Старушки хлопотали «убирая» покойницу и, когда через час приехал священник — маленький сгорбленный старичок с неожиданно густым красивым басом, она уже лежала на кровати, застеленной чистым покрывалом, осунувшаяся, побледневшая, обложенная неизвестно откуда взявшимися бумажными цветами. Стали служить панихиду. Дребезжащими, но верными голосами пели монашенки, им вразнобой подпевали старушки. После панихиды Ольга подошла к нам с мамой, представилась, спросила, не скандалил ли здесь утром брат ее Владимир и просила не впускать его впредь в дом.

— Извиняюсь за беспокойство, — сказала она. — Сегодня ночью, наверное, не дадим вам спать, стряпней будем заниматься — похороны, думаем, завтречка отвести, значит придется ночью все приготовить. Помянуть мать много народу придет, она авторитетом пользовалась.

Я решила отвести Нику и Ирку ночевать к Нине, у которой еще ни разу не была. Жили они недалеко от нас, на одной из бесчисленных Северных улиц. Комната, четверть которой занимала русская печь, была невелика. На приткнувшейся к печи плите в жестяном баке варилось белье, заполняя комнату клубами пара, из которого выступили сама Нина, ее муж Леня и трое их мальчиков. Встретили они нас радушно и сообщили, что на ужин будет мясной суп. Объяснив в чем дело и попросив приютить девочек на ночь, я побежала домой к маме.

В битком набитой кухне готовилось угощенье: стучали ножи, шипело и брызгалось масло на сковородках; вымешивая тесто повариха Дуська высоко поднимала его над головой и со всего размаху шлепала об доску. Кто-то приходил, кто-то уходил, что-то приносили. Распоряжалась всем Ольга. Я предложила помочь, но все присутствующие стали дружно уговаривать меня отдохнуть и побыть с «мамашей». Я поняла, что буду лишней и не стала настаивать.

Мама выпила чаю, приняла лекарство и легла, а я взяла какую-то английскую книгу и села читать, но не смогла — сознание своего чужеродства беспокоило, внутренне теребило, я ни на чем не могла сосредоточиться. А еще с ужасом думала о Нинином житье. Нина, которая закончила здесь заочно институт иностранных языков, получив право преподавать английский язык в высших учебных заведениях, — что она