Шрифт:
Закладка:
– А чего продолжать? Я сел возле колеса на скамейку, стал ждать. Через час где-то смотрю – идут. Я и не удивился даже. Сперва хотел сразу к ним подойти, а потом растерялся. Все ж таки давно не виделись, Тимка вырос – не узнать. – Отец снова ему улыбнулся. – Думаю, лучше после подойду. Когда слезут. А я как раз в себя приду маленько. Разнервничался сильно…
– И, чтобы успокоить нервы, выпили?
Отец отвел взгляд.
– То – потом уже…
– Ясно. Дальше?
– Дальше гляжу – Тимку трясут на металлоискателе. И отвертку у него эта баба отобрала – ту, которую я подарил. Отдала Штефану, Тимка на колесо пошел. А Штефан на лавку сел. А я краем уха-то слышал, что Тимка аж три круга кататься будет. Думаю, как раз успею – успокоиться. Ну и отошел.
– Успокаивались в пивной?
– Да какая там пивная! Ларек обычный.
– Ясно. Дальше?
– А дальше, когда обратно шел, смотрю – Штефан на лавке сидит и отвертку в руках крутит. С таким видом, будто это зараза какая. Будто Тимка ее на помойке подобрал! А потом смотрю – встал и правда к урне потопал. Выбрасывать, не иначе. Я ему и говорю: «Стой!»
– Вы были знакомы лично? Господин Майер вас узнал?
– Были… Узнал. Аж позеленел со злости. Я говорю, давай отойдем. Не нужно, говорю, чтобы Тимка нас с тобой с колеса увидал. Вон туда пойдем, за ларьки… Ну, и двинул. А Штефан – за мной. Молча, ни слова не сказал. Я еще удивился – думал, раскудахтается. Орать начнет, что полицию вызовет. А он просто пошел. Теперь-то уж я понимаю почему.
– И почему же?
– Да потому что, видать, в башке уже щелкнуло – кто ему письма шлет. А ему оно надо – орать про них на всю улицу? Чтоб про эти его делишки полиция узнала? Вот он и пошел за мной, чтобы по-тихому поговорить.
– Поговорили?
Отец отвел глаза.
– Можно сказать и так. Говорил-то он в основном. Я по-вашему плохо умею. Сами видите.
– Слышу, – поправил следователь. – И что же говорил господин Майер?
Отец покосился на маму.
– Сказал, что он обо всем догадался. Знает, что письма получает от меня и что больше платить не будет. Он уже уничтожил все документы, которые подтверждают хищения, и ни налоговая, ни полиция ничего не найдут.
– Блеф, – отрезал следователь. – Майер ничего не успел скрыть.
– Ну я-то этого не знал. А он сказал, что, если вздумаю на него заявить, меня посадят за ложные обвинения. Кто он – и кто я? Он – преуспевающий топ-менеджер, а я – алкоголик из арабского квартала.
– Вы что-то на это отвечали?
– Нет. Я понимал-то не всё, куда уж отвечать. Ну и обалдел, конечно: не думал, что он догадается. А Штефан на меня глядел и все больше бесился. Раскраснелся, глаза выпучил. «Если, – говорит, – ты думаешь, что я тратил эти деньги на себя, – вспомни, кто кормит твою бывшую жену и твоего сына! Ты знаешь, сколько стоит обучение в школе, где учится Тим?! И сколько денег мне приходится перечислять на так называемую благотворительность – для того, чтобы его там держали? Знаешь, сколько я плачу по кредиту – за дом, в котором живет твоя семья?! Елена работает операционисткой и выше не поднимется, эмигрантке не позволят этого сделать. При ее жалованье ей не по карману даже салоны красоты, в которых бывает! А мне стоит только пальцем шевельнуть, как ты сядешь в тюрьму сам и потянешь за собой ее! Твоего сына упекут в психушку, там по нему давно плачут. То, что Тим учится в приличной школе, то, что ему позволяют общаться с нормальными детьми, – моя заслуга! Только моя! Что тебе нужно?! Для чего ты звонишь Елене? Зачем притащился сюда? У тебя появились деньги – мои деньги! – и ты решил поиграть с сыном в доброго папашу? Не позволю! Забирай это дерьмо и проваливай! Забудь про Елену и Тима навсегда!» И отвертку мне швырнул.
Отец замолчал.
– Дальше, – сказал следователь.
– А дальше – как в тумане всё. У меня со злости в глазах потемнело. Пока он орал, я еще держался. А как швырнул… Это ж… подарок был. Понимаете? – Отец поднял голову. – Память. Тимке, от деда… А он глазищи свои поганые выпучил, визжит – аж слюни летят. И так-то противно было слушать – про семью мою. Про психушку… Я и без того едва держался. А он – еще и швырнул. Понимаете?
– Пытаюсь. Что было дальше?
– Дальше я – будто не сам… Знаю, что не поверите, но уж как есть. Будто кто другой моей рукой замахнулся. И отвертку – в глаз его поганый. По самую рукоять.
– Господин Майер кричал?
– Нет. Не пикнул даже. На меня валиться начал, я оттолкнул. Мерзко было… Он на спину упал.
Следователь снова обернулся к помощнику, что-то сказал. Тот кивнул, записывая.
– Дальше?
– А что – дальше? Куда уж дальше-то?
– Отвечайте на вопросы, господин Бурлакофф. В момент совершения убийства кровь господина Майера попала вам на руки? На одежду?
– Попала. Но на мне толстовка была черная, на ней не видать. А руки я в карманы толстовки засунул, об них и вытер кое-как.
– Где сейчас эта толстовка?
– Выбросил. Как до своего квартала добрался, так и запихал в мусорный бак.
– Кто-нибудь видел, как вы покидали место преступления? Куда вы направились после того, как поняли, что господин Майер мертв?
– Сперва было обратно пошел – между ларьками. И вдруг увидел, как сквозь толпу Тимка пробирается. – Отец виновато посмотрел на Тимофея. – Ну я и бросился назад. Думаю – меня-то он не видел! Знать не знает, что я тут был. А к Штефану – да мало ли какая шпана привязалась…
– Шпана – с вашей отверткой?
– Ну, отвертка-то у Штефана была. Может, отобрали… Да я тогда и не подумал об этом. Увидал Тимку – да в другую сторону кинулся. Там, позади ларьков, деревья, к ним и побежал. Смотрю – навстречу баба какая-то несется, мяч догоняет. Ну, я остановился – так, чтоб она меня не увидела. За деревом спрятался. А мяч дальше покатился, прямо… Ну, туда. – Отец махнул рукой.
– К месту преступления?
– Ну. Я обернулся – и аж волосы зашевелились. Тимка, вместо того чтобы убежать, над трупом стоит на коленках! Отвертку вытащить пытается. Баба та, с мячом, увидала его да как заорет.
– А вы?
– А я… ушел.
– Эта женщина с мячом вас видела?
– Нет.
– А
