воина (в жизнеописании д’Обюссона сказано, что после этого его доспехи пробили несколько стрел. – Е. С.). Страх более фатальных случаев заставил рыцарей, не знавших, что значит бояться за себя, весьма обеспокоиться за судьбу Великого магистра; и командир Каретто просил его со всем уважением, во имя всего ордена, уйти и оставить защиту бреши рыцарям. Он ответил: „Это пост чести, который принадлежит вашему Великому магистру, – и добавил, обращаясь к Каретто с улыбкой: – И если я погибну здесь, у вас будет больше надежды, нежели я полагал“, – давая ему понять, что думает о нем как о своем преемнике благодаря его великой доблести». «Жизнеописание» добавляет, что магистр еще пророчески сказал, обращаясь к Каретто (пер. с англ. – Е. С.): «Когда-нибудь ты пожнешь плоды моих трудов».

Рыцари практически своими телами закрыли брешь. Штурмовые лестницы турок отбрасывались вместе с ними, на осаждавших лили кипящее масло, в то время как турки стреляли по христианам из мушкетов и луков. При этом крохотный флот христиан с успехом жег турецкие корабли – судов рыцарей было немного, но это были гребные галеры, не зависевшие от ветра, и кроме того они могли метать знаменитый греческий огонь. Турки были отбиты, потеряв, по данным вице-канцлера Каурсена, полученным от перебежчиков, порядка 700 человек только убитыми, не считая многих раненых и утонувших. Далее вице-канцлер торжественно пишет об окончании данного дела (пер. со среднеангл. – Е. С.): «После этого господин магистр очистил свое оружие и въехал в Родос на могучем коне вместе с товарищами по оружию, словно победоносный император, и вошел в церковь, где была икона Богоматери, называемая Богоматерь Филеримского холма (это место чудотворное), и там он преклонил колени и воздал благодарения… Богу и Богородице за свою победу, после чего проследовал в свой дворец „освежиться“ с компанией».

Тогда паша приказал атаковать сам город в двух местах – напротив еврейского квартала и итальянского поста, которые, в принципе, находятся рядом. Старая стена гетто, хоть и была толщиной в 28 футов, довольно скоро поддалась огню врага. Магистр, передислоцировавшись туда, велел оперативно снести стоящие рядом со стеной дома, выкопать ров и сложить новую стену из кирпича, причем опять же, по свидетельству очевидцев, работали все – от Великого магистра до монахинь и евреек, отлично понимавших, что им грозит в случае падения Родоса. При этом жестокая бомбардировка города из турецких «базилик» продолжалась. В ответ д’Обюссон велел соорудить гигантский требушет, отлично метавший гигантские камни в турок, хотя, по сути, это метательное орудие, созданное либо местным греком (по Каурсену), либо баскским моряком Хуаном Анибоа (по Носову), было по тем временам анахронизмом.

Для паши, пославшего разведку, было неприятным сюрпризом узнать, что рыцари вырыли ров в гетто и возвели временную кирпичную стену. Сведения от дезертиров о кипучей деятельности д’Обюссона навели Мизака на мысль избавиться от него, как пишет аббат (пер. с англ. – Е. С.), «…при помощи кинжала или яда. Для исполнения этого замысла он выбрал двух дезертиров из гарнизона, к тому времени отрекшихся от веры – жителя Далмации и албанца. Эти два ренегата, поощряемые пашой, покинули его войска и проникли в город, притворившись бежавшими из рук неверных… Их с радостью приняли без тени сомнения. Негодяи уже радостно предвосхищали успех своего предприятия: далматинец подкупил офицера стола и только ждал момента привести свой ужасный заговор в исполнение, а албанец, знавший секретаря Великого магистра (это был итальянский рыцарь Филельфус. – Е. С.), обнаружил, что тот недоволен властителем, и открылся ему; показав бумаги с печатью паши, он пообещал ему большие почести в империи [султана] и огромное состояние, если он исполнит то, что говорит албанец от имени паши. Секретарь, как человек великой чести, открыл все Великому магистру; албанец был схвачен и под пыткой выдал сообщника; но, прежде чем их отвели на место казни, толпа разорвала их на куски». Каурсен конкретно пишет о яде, который два турка – ложных перебежчика – должны были дать д’Обюссону. Еще накануне их проникновения в Родос к Мизаку прибыл из Константинополя Али-паша; вот что сказано в жизнеописании д’Обюссона (пер. с англ. – Е. С.): «Мехмед, который начал беспокоиться по поводу осады, незамедлительно послал его возвестить Палеологу, что он сам скоро явится с подкреплением в 100 000 человек и 150 пушками огромной величины. Было ли это правдой или нет, но неверные восприняли это как оракул, возвещающий о победе, ибо само имя Мехмеда наполнило их лагерь радостью… В городе это известие [распространенное ренегатами] произвело противоположный эффект».

А в целом паша, потерпев неудачу у гетто, возобновил атаку на форт Св. Николая. Форт отделял от лагеря турок канал, который требовалось преодолеть, – командующий анатолийскими войсками и зять султана Мерла-бей предложили соорудить понтон от места, где стояла церковь Св. Антония, до форта Св. Николая – надо сказать, что обе постройки стояли практически друг напротив друга, разделяемые лишь морским заливом. Сначала турки, как и положено при строительстве понтонов, укрепили под водой якорь, сделав это, разумеется, ночью, протянули канат и начали работы, пригвождая планки к стволам деревьев, рассчитывая, чтобы понтон был достаточным по ширине для шести кавалеристов, едущих в ряд. Однако английский моряк Роджер Джарвис, наблюдая за действиями врага и первым сообразив, что к чему, поднырнул под наведенный турками понтон к крепости Св. Николая и разрушил все их усилия, перерезав скреплявший сооружение канат и вытащив установленный турками якорь. Смельчак уцелел и впоследствии получил в награду от магистра, которому он представил трофейный якорь, 200 золотых крон.

В полночь 19 июня паша решил захватить форт путем высадки войск с лодок и восстановленного понтона – но его уже поджидал вернувшийся д’Обюссон: предвидя подобную операцию, он вернулся в форт Св. Николая и привел туда подкрепление – пушки и стрелков из мушкетов. Защитники встречали врагов, среди которых были отборные войска янычар, градом стрел, пуль и ядер. Отражать врага помогали пушки родосской крепости и террасы магистерского дворца.

Мизак лично возглавил атаку, поддерживаемый огнем галеонов и постоянно высаживаемыми подкреплениями. Мерла-бей собственноручно убил нескольких рыцарей, прежде чем был убит сам. Заготовленные д’Обюссоном брандеры жгли корабли турок, а огнем полуразрушенной уже крепости Св. Николая была потоплена турецкая галера – одна из четырех военных судов и нескольких транспортов, потопленных этой крепостью Св. Николая. Удачным выстрелом крестоносцы развалили понтон. Море близ крепости Св. Николая было красным от крови, кругом плавали мертвые тела и тюрбаны, чадили остовы кораблей… Потери осаждавших составили порядка 2500 человек командного и рядового состава. Рыцари преследовали турок, рубя на куски. Среди героев того сражения