Меня подмывает спросить её о том, где находится сейчас Лоркан, но я заменяю свой вопрос другим вопросом, чтобы она не думала о том, почему меня так волнует его отсутствие. Тот факт, что он намекнул мне на предстоящий разговор, не означает, что ему не терпится со мной поговорить.

Он король и у него много дел.

И, конечно, мои мысли тут же перескакивают с пропавших воронов на Алёну. Надеюсь, что он сейчас не обхаживает её. А если это так, то наш разговор будет очень коротким.

Я закрываю глаза и пытаюсь успокоить своё бешено стучащее сердце. Я, может быть, и его пара, но у меня нет на Лоркана никаких прав, тем более что я ему отказала.

— Adh fin, — говорит Ифа и начинает царапать перьевой ручкой с перышком на конце по листу пергамента, лежащему между нами.

Я трясу головой, чтобы вернуть себя в реальность.

— «О-о фион», — повторяю я, изо всех сил стараясь подражать её произношению.

— Небо, — она указывает на слово «adh», после чего подчеркивает слово «fin». — Вино.

Конечно же, оно произносится совсем не так как пишется. Ведь это так весело, когда можно произвольно расставлять ударения на любые гласные и считать, что две стоящие рядом согласные создают абсолютно новый звук.

— Вороны невероятно хитрые создания, Ифа.

— Почему ты так говорить?

— Потому что…

Я стучу своей ручкой по пергаменту, разбрызгивая по нему чернила.

— Если кто-то найдёт записку, написанную на языке воронов, он ничего в ней не разберёт, потому что слова на языке воронов звучат не так как пишутся.

Она улыбается, и это гордая улыбка.

— Не знаю, задумывалось ли это таким образом, но надеюсь, что это так.

И хотя я говорю на языке воронов далеко не свободно, мои знания улучшились благодаря Кольму, мужчине, похожему на медведя, который оказался таким же большим и милым, как огромный шар сахарной ваты. Когда Ифа перестала приходить, я спросила его, не может ли он давать мне уроки. И вот, благодаря ему я уже могу составлять короткие предложения. Как и Сиб, которая обычно присутствует на моих каждодневных занятиях.

Если только Маттиа не дома. Тогда она покидает меня. Думаю, я бы тоже себя покинула, учитывая, что её тихий моряк оказался просто богом в постели, так как он заботится о её удовольствии больше, чем о своём.

Мою грудь начинает покалывать каждый раз, когда она рассказывает мне об этом. Не из зависти, а из-за разочарования, так как мой первый и единственный раз… развеял все мои иллюзии.

Как бы я ни старалась подавить эту мысль, я не могу перестать думать о том, что Данте даже не пытался доставить мне удовольствие, потому что я этого не стоила. Ведь ему не надо было ни производить на меня впечатление, ни соблазнять.

Я отгоняю эти мрачные мысли из своей головы, а Ифа тем временем объясняет мне, как спрягать глаголы в настоящем времени.

Когда она опускает перо в чернильницу, я наконец-то сдаюсь и спрашиваю:

— Удалось ли обнаружить пропавших воронов, Ифа?

— Их давно уже нашли.

Когда она произносит это, мы обе вздрагиваем. Но, похоже, по разным причинам.

Она хлопает себя ладонью по губам.

— У меня слишком длинный язык…

Если их нашли, то почему Лор не вернулся, как обещал? Точнее угрожал. Почему он не ответил ни на один из моих вопросов, которые я задавала у него в голове? Почему он не позволял мне путешествовать в его сознании? Видит Бог, я пыталась.

Я провожу кончиком языка по зубам, заключив, что он сам, вероятно, нашёл их совсем недавно. Покончив с предположениями, я спрашиваю:

— Когда?

— Что когда?

— Когда он их нашёл?

— Я не обсуждать здесь дела воронов.

Она морщит нос.

— Здесь или со мной?

— Здесь. Ты ворон, так что тебе позволено знать.

И хотя моё сердце согревается из-за того, что она, в отличие от своей сестры, считает меня одной из них, я всё равно откидываюсь на стуле и скрещиваю руки.

— Когда их нашли, Ифа?

— Почему это так важно?

— Пожалуйста, скажи мне, когда.

Она вздыхает.

— В ночь их исчезновения.

Её признание заставляет меня расплести руки и уронить их на подлокотники кресла.

Это было… это было пять дней назад!

Я сжимаю дерево так сильно, что удивительно, как я вообще не стираю его в порошок, как это сделал Лор у меня в спальне в ту ночь, когда я…

В ту ночь, когда я подумала…

В ту ночь я…

Боги, я даже не могу вспоминать о той ночи без того, чтобы не закричать.

Ифа хмурит лоб.

— Почему так расстроена, Фэллон?

Её голос звучит мягко, как однажды у Марчелло, когда он пытался не дать Сибилле впасть в истерику.

И хотя я бы предпочла переживать сейчас о нём с Дефне, мои мысли и сердце полностью сосредоточены на Лоре.

А поскольку я не могу рассказать Ифе о его обещании, а точнее угрозе, провести со мной долгий разговор, я отвечаю:

— Я просто думала, что он прилетит проведать Антони и других бунтарей, вот и всё.

— О. Он занят в Глэйсе. Финализирует заключение альянса.

Она снова ударяет себя ладонью по губам.

— Чёрт. Об этом я тоже не должна рассказывать.

Моё сердце останавливается и срывается с места не один раз прежде, чем затихнуть. Как там говорят о безумцах? Ах да, они совершают одну и ту же ошибку, ожидая противоположного результата.

Я влюбилась в Данте, и он меня бросил. И я не собираюсь влюбляться в очередного мужчину, обещания которого расходятся с действиями.

Я закаляю своё сердце и превращаю его в кусок обсидиана, который никто не сможет растопить — а тем более ворон.

Ифа принимает моё мрачное настроение за недоумение.

— Нам нужна армия Глэйса, Фэллон.

— Как будет «задница» на языке воронов?

— У животного или часть тела?

— Часть тела

— Tàin.

Я повторяю это слово, и из моего рта вылетает слюна, потому что в этом слове определенно много гортанных звуков.

— То-он.

Какой подходящий звук.

На её губах появляется кривоватая улыбка.

— Разве я должна учить ругательствам?

— О, конечно, должна. Я хочу выучить их все.

— Я тоже! — восклицает Сиб, врываясь в комнату с огромным блестящим пакетом, висящим на её руке.

— Ты забрала наши платья для золочёного пира?

— Они ещё не готовы.

Когда я хмурюсь, она говорит:

— Эпонина согласилась пообедать с нами, но она настаивает на том, чтобы мы все надели парики. Ну, чтобы никто не смог нас узнать.

Я не