Шрифт:
Закладка:
— Значит, нам предстоит ещё один.
— О чём он будет?
— О нас, Behach Éan.
Нет никаких нас. Есть только он и Алёна.
Он изучает моё лицо, и вероятно мои мысли.
— Мне неинтересно быть второй женщиной, Лор.
От меня не ускользает то, как приподнимаются уголки его губ перед тем, как он превращается в дым и сливается с тенями моей спальни.
«Я серьёзно, Лор».
«Это было написано на твоём лице, Behach Éan».
Я скрещиваю руки, услышав его ответ.
«Вообще-то, ты очень сильно напоминаешь мне своего отца. Между вашими бровями всегда появляется вертикальная складка, когда вы одержимы желанием меня задушить».
Я поднимаю руку к лицу и, конечно же, нащупываю тонкую бороздку между моими сведёнными бровями. Это глупо, но это его сравнение успокаивает мою нервозность.
«Можешь себе представить, как часто ему хочется меня задушить, учитывая, что между его бровями всё время имеется эта бороздка».
Меня снова окутывает теплом.
«Твоя мать называла это «лицо ворона в состоянии покоя». Ему не очень нравился этот термин, но ему очень нравилась она, поэтому он смирился. А вот с чем он не мог смириться, так это с тем, что я начал использовать это выражение».
Неожиданный взрыв хохота заставляет мои плотно сжатые губы раскрыться.
«Какой чудесный звук. Я прошу тебя смеяться почаще».
«Просишь?»
Я качаю головой, улыбка врезается в мои щёки.
«Из-за тебя я теряю всякое здравомыслие, Лор».
Я жду его ответного подкола.
Всё жду и жду.
Тишина растягивается между нами, и я зарываюсь в подушку, задавшись вопросом, добрался ли он до Неббы? И нашёл ли он своих пропавших людей?
Солнце встает и садится дважды, и, хотя я спрашиваю каждого ворона, приставленного ко мне, о новостях, они ничего мне не рассказывают.
На третий день я начинаю так сильно переживать, что быстро изгрызаю все свои ногти. Даже мои каждодневные прогулки с Сиб и Ариной не помогают унять моё беспокойство. Я начинаю представлять жуткие сценарии и каждый день осматриваю своих стражников на предмет обсидиановой гангрены.
На четвертый день я покидаю дом Антони и отправляюсь на портовый рынок Тарекуори под руку с Катрионой в надежде, что моя бабка решит показаться. Она не показывается, но показывается кое-кто другой.
— Фэллон России, именно ради тебя я и приехала на материк!
ГЛАВА 37
С развевающимися на полуденном ветру длинными каштановыми волосами Эпонина стоит на носу гондолы, которая покрыта столькими слоями лака, что в ней отражается её высокий лоб, украшенный аметистовой диадемой.
Мои телохранители — двое в человеческом обличье и двое в птичьем — окружают меня, пока судно пришвартовывается, и королевские стражники, часть из которых одеты в белые, а часть — в темно-зелёные одежды, высыпают на пристань Тарекуори.
— Вы приехали на материк, чтобы повидаться со мной, принцесса?
И хотя я не кланяюсь, я киваю, когда к нам подходит Эпонина, одетая в платье, которое кажется сотканным из гроздей глицинии. И только блёстки, сверкающие между соцветиями, говорят о том, что оно сделано из лент и тафты.
— Я записала нас к моему любимому портному.
Я надеюсь, что это тот же самый портной, который сшил её платье, потому что это самая прелестная вещь, которую я когда-либо видела, но затем я прерываю свои пустые размышления. Я не могу себе представить, чтобы принцессе так отчаянно была необходима компания, что она решила найти меня ради похода за покупками.
Она, вероятно, приехала сюда, чтобы обсудить золочёный пир и узнать, согласился ли Лор на сделку.
— Ты ведь не занята и сможешь сходить со мной за покупками?
Эпонина переводит взгляд с Катрионы на меня, задержавшись на золотовласой красавице, которая всё ещё держит меня под руку.
— Я вовсе не занята, но мне надо зайти домой и взять кошелек.
— Чепуха. Твоё платье будет оплачено короной. Это самое меньшее, что может сделать для тебя Данте после всего того, что ты для него сделала.
Эпонина заговорщически мне улыбается, и мою спину покрывают мурашки. Она имеет в виду то, что я помогла ему захватить трон?
Я содрогаюсь при воспоминании, которое встаёт у меня перед глазами.
Эпонина принимает мою дрожь за отказ.
— И я не приму ответ «нет».
— Тогда я не стану отказываться.
Я нацепляю улыбку, которую изо всех сил пытаюсь почувствовать, и решаю купить самую дорогую ткань, чтобы ударить по кошельку Данте.
— Ты тоже с нами пойдёшь, Катя?
Я приподнимаю бровь
— Катя?
Катриона вздрагивает, услышав, как Эпонина исковеркала её имя, но не поправляет будущую королеву, поэтому это делаю я.
— Прошу прощения, Катриона. Столько женщин согревали постель моего бывшего жениха, что мне очень сложно запомнить все их имена.
— Ничего страшного, миледи. Ведь это всего лишь имя.
— Но мне следовало запомнить твоё.
Эпонина наклоняет голову, и проходится пальцем по краю лепестка, расшитого блестками.
— Ты была любимицей Марко.
Рука Катрионы застывает, или это моя рука?
— Я сомневаюсь, что у этого мужчины были любимчики, — говорит она, наконец.
— О, мы говорили о твоих талантах всё время. Хвала Котлу, что я не из тех, кто любит соревноваться, иначе это могло меня сильно разозлить.
Мы собираем вокруг себя внушительную толпу, задержавшись посреди улицы. Обычно за пределами дома Антони меня встречают смесью презрения и страха, и большинство фейри сразу же заходят в ближайший к ним магазин. Сегодня же все остаются на улице и разглядывают свою будущую королеву и птиц с железными когтями и клювами, которые темнеют на широкой мощёной дороге, залитой солнцем.
— Ты часто виделась с Марко? — спрашиваю я, когда Эпонина поворачивается, чтобы сказать что-то начальнику своей стражи.
Катриона сжимает блестящие губы.
— Ты не можешь отказать королю.
— Ты отказала принцу.
— Потому что он тебе нравился. Если бы тебе нравился Марко, я, вероятно, притворилась бы занятой.
— Значит, он был для тебя всего лишь клиентом?
— Да.
Быстрота, с которой она мне отвечает, ослабляет узел, которым стянуло мою грудь. Я не хочу ставить под сомнение нашу дружбу. Мне хватает того, что я сомневаюсь насчёт всех остальных. Но хочется ли мне подсыпать ей соли за ужином и снова задать ей этот вопрос? Мне стыдно в этом признаться, но да, мне очень этого хочется. Но поскольку в домовладениях фейри нет этой приправы, мне придётся опустить руку в море и собрать ту соль, что останется на ней после высыхания воды, либо я могу тайком купить соли у какого-нибудь торговца.
— Идём?
Эпонина кивает на бутик лимонно-жёлтого цвета, который я всё время обхожу стороной,
