От резкого движения она скривилась, схватившись за больной бок. Броуд дернулся было к ней, но женщина остановила его, выставив руку и прижав другую к груди.

–Я… я видел тебя на пиру.

–Я знаю,– ответила мать, не в силах взглянуть ему в глаза.– Это не… Я не думала… Я хочу сказать…– Она замолчала и уставилась в пол.– Курета здесь нет.

–Я знаю.

Наконец мать посмотрела на него.

–Ты хотел его избить?

Броуд с трудом сглотнул.

–Я не знаю.

–Говорят, ты стал настоящим Всадником. Это значит, что ты не должен возвращаться или вспоминать о семье.

–Мама,– произнес Броуд на этот раз жестче, чувствуя, что мысли его путаются.– Он обижал тебя?

Женщина непонимающе заморгала.

–О нет, нет… С тех пор никогда. За все эти годы он ни разу…

–Мама,– остановил ее Броуд, стараясь не повышать голос. Его связь с Эрдрой раскалилась, и он несколько раз вдохнул через нос, чтобы успокоиться.– Ты можешь обо всем рассказать мне.

–Мне не о чем рассказывать.

–Твой бок,– не отступал Броуд.– Тебе же больно.

–Это не из-за Курета!– вдруг оживилась мать.– Это не он. Я просто упала.

Потребовалось много усилий и новая волна утешения от Эрдры, и Броуд снова заговорил спокойно.

–Ты же не думаешь, что я в это поверю.

–Но это правда. Несколько недель назад я спустилась вниз за водой. Шел дождь, и я упала. Поскользнулась в грязи возле колодца и ударилась о стенку. Я чуть не свалилась в этот колодец. Я закричала, и Курет выбежал как был, полураздетым – он собирался на службу. Я не лгу. Спустись и спроси у старухи миссис Вошер[21]. Она подтвердит.

Может, так и сделать? Только чтобы проверить, угрожал ли Курет и старухе тоже. И все же что-то в этой мольбе заставило его остановиться. Мать никогда не защищала мужа так рьяно.

–Покажешь мне свои руки?– спросил Броуд.

–Что?

–Твои руки. Закатай рукава.

Лицо ее вспыхнуло, словно Броуд велел ей раздеться. Дрожащими пальцами мать начала развязывать тесьму. Когда она закатала правый рукав, сердце Броуда на секунду замерло.

Ничего. Никаких следов побоев.

–А другой?

Что-то не сходилось. Он дотронулся до своей левой руки, когда мать закатала левый рукав. И снова увидел чистую кожу.

–Ничего.– Теперь в ее голосе звучала жалость. И от этого Броуд почувствовал себя просто ужасно.– Все в порядке. Все стало гораздо, гораздо лучше с тех пор, как… ты ушел.

Броуд не сразу понял, о чем она говорит.

–Но другие служанки… их рукава были закатаны.

–Теперь я старше и мудрее,– просто ответила мать.– Думаешь, угождать блестящим Всадникам такая уж радость? Или выслушивать их презрительные слова? Но даже это не всегда помогает.

–Но…– растерялся Броуд.– Но почему!– снова воскликнул он, вспомнив о том, с каким трудом она шла, и ухватился за эту мысль.– Почему тебя заставляют работать, если тебе тяжело ходить?

–Мне дали выходные, но…– Мать смерила сына взглядом.– Ты забыл, каково это – жить здесь, а не в роскошных дворцах для Всадников?– И она покачала головой.– Ты должен уйти.

Броуд шагнул к ней. На сей раз она не отшатнулась, но словно съежилась.

–Ты выглядишь такой измученной.

–А разве тебя не заставляют упорно работать? Или пиры так утомительны?

–Мы постоянно тренируемся. Мы защищаем тебя, всех.

–Разве? Зачем тогда эти высокие стены и вся наша армия? Мы получаем жалкие крохи и еще платим десятину для Всадников. Вы похожи на кучку аристократов, забавляющихся со своей магией,– вскипела она. Если случались подобные разговоры, его мать всегда реагировала одинаково.– И не делай вид, что через столько лет эта жизнь все еще что-то для тебя значит. Твой жалкий отец был вынужден отдать тебя учиться всему, что положено уметь мальчику из достойной знатной семьи: читать, писать, правильно говорить. Тебя тренировали на мечах. Знаешь, каково было Курету? Ты возвращался сытым, в хороших новых сапогах. А у него урчало в животе, а сапоги истрепались.

–Почему ты защищаешь его?– И Броуд протянул ей свою левую руку, которой закрывался от ремня Курета Вотчера. Шрамы зажили, когда его тело превратилось в тело Всадника, но Броуд все равно показал ей предплечье, как делал сотни раз ребенком.– Он и тебя бил.

–Только когда я пыталась его остановить,– признала мать. Но она вмешивалась далеко не каждый раз, и сейчас ей хватило совести принять виноватый вид.– Да, многое было ошибкой.

Броуд в нерешительности топтался у порога. Либо, оставшись, он идет до конца, либо уходит. Теперь он находился в большем замешательстве, чем когда решил прийти сюда.

«Зачем я пришел?»

В носу и уголках глаза защипало. Впервые с того дня, когда он покинул дом, Броуд сражался с подступающими слезами.

«Слезы – это для детей, а не для взрослых бородатых мужчин. Не для Фаворитов».

«Эрдра?» – растерянно выдохнул Броуд. Его мысли отражали его неуверенность. Но эмоции пришли в такой хаос, что он не мог сосредоточиться на связи и дотянуться до драконицы на таком расстоянии.

Одинокий и потерянный. Каким он когда-то покинул этот дом.

Когда Пави Мейд[22] увидела сына в таком смятении, что-то вдруг всколыхнулось в ней – далекое, забытое. Дрожащей рукой она похлопала Броуда по плечу.

–Ты был еще маленьким,– тихо произнесла женщина.– Ты не знаешь, каково нам пришлось. Как меня называли. Кем обзывали тебя.

–«Несущий хаос»,– пробормотал Броуд.

Конечно, были прозвища и похуже. Он прекрасно их помнил. Помнил и то, что сказал ему старый учитель, который обучал грамоте Броуда и сводного брата Карло: ему повезло иметь благородную кровь, а другим бастардам повезло меньше.

«Он назвал меня везучим…»

Всадник молчал, но мать заговорила снова.

–Мы с Куретом были так счастливы до того, как… как…

–Ты не виновата,– сказал Броуд.

Он шумно вдохнул, но слезы не брызнули из его глаз. Ему хватило сил их сдержать.

–Нет, нет…– произнесла мать почти мечтательно, словно вспоминая другую жизнь. И, наверное, так и было.– Но это случилось. Курет мог бы вести себя иначе, но теперь все это в прошлом. В прошлом.– Мать уверенно кивнула.– В шестнадцать лет я не была готова к ребенку, не говоря уже о том, как это вышло с тобой. Я рада, что ты силен и здоров, но… Тебе нужно уйти. Так будет лучше.