Он быстро шел по городу, сворачивая в знакомые переулки, стараясь особо не попадаться никому на глаза. После введения комендантского часа мало кто оставался на улице с наступлением темноты. А солдаты и дозорные не стали бы допрашивать Всадника, даже если бы им стало любопытно, куда это он направляется.

Город спешно готовился встретить надвигающийся рой. По улицам катились десятки, может даже сотни, повозок со стрелами для баллист. Их должны были доставить к каждой круглой башне на пяти кольцевых стенах. На другие повозки были навалены заостренные колья – их вроют в землю в узких горловинах на самых ключевых местах или построят из них баррикады прямо на улицах. Бочки со стрелами для лучников, дегтем и камнями расставлялись на стенах и на проездных башнях.

Броуд быстро добрался до удаленных восточных улиц третьего кольца, тесно застроенных домами. В детстве он часто бродил здесь. «Теперь они кажутся такими узкими,– подумал он.– Потому что я вырос или просто перестал бояться?»

И все же, несмотря на тренированное тело Фаворита, его сердце забилось быстрее.

«Если это не страх, то что?»

Наконец Броуд ее увидел – постройку в пять этажей из плохого красного кирпича. Верхние деревянные изрядно покосились. Зажатый между двумя такими же строениями, дом Броуда выделялся среди прочих колодцем прямо у крыльца. Комната, которую занимала его семья, находилась на последнем этаже.

Бесшумно скользнув к дому, Броуд нырнул в узкий проход между зданиями и, присев, прижал одну ладонь к земле, а другую – к кирпичной стене. Его связь с Эрдрой, а значит, и землей, становилась все крепче, Всадник давно обнаружил, что теперь лучше понимает вибрации камней, словно земля говорила с ним на своем языке.

Пусть Броуд еще не отточил технику этого умения, он смог почувствовать четверых на нижнем этаже – эти люди сидели у камина, и грузного человека двумя этажами выше, который расхаживал туда-сюда. Напрягшись, он смог различить еще двоих на самом верхнем этаже. Его мать и кто-то еще с неуклюжей походкой. Броуд не помнил, чтобы у его отчима были проблемы с ногами: для того, кто нес патрульную службу, это могло бы доставить проблем. И все же столько воды утекло, и многое могло перемениться, как это случилось и с Броудом. И если Курет Вотчер мучился теперь хромотой, он это более чем заслужил.

Броуд мог войти, подняться по лестнице, выломать дверь и встретиться с отчимом лицом к лицу. Но решил подождать. Увидев Курета Вотчера, он вряд ли сохранил холодную голову. Броуд так до конца и не понял, зачем вообще он пришел сюда. Прежде всего, он должен был знать, изменился ли его отчим или остался прежним.

На город опустились сумерки: Курету скоро уходить на дежурство. И действительно шаги раздались у двери их квартиры, затем в коридоре, на лестнице. Входная дверь здания распахнулась. Послышалась тяжелая поступь и громкий щелчок замка. Выйдя на улицу, Курет сплюнул.

Броуд смотрел из тени, как отчим выходит на дорогу. Плащ скрывал его фигуру, а фонарь, висевший на поясе, горел слишком тускло, чтобы получше рассмотреть, что стало с этим мужчиной за столько-то лет. Когда-то Курет казался Броуду гигантом, но теперь он выглядел таким старым. Хромал и сутулил плечи, словно пытаясь уменьшиться в размерах. Отчим шел по дороге, весело насвистывая.

«Я могу схватить его, и он от меня не уйдет».

Броуду так этого хотелось. Это стало бы его местью и одновременно справедливостью.

Но когда он увидел отчима и услышал свист, которым Курет всегда оповещал о том, что идет домой, знакомый холодок снова пополз по его спине.

Но Эрдра всегда была рядом. И сейчас драконица опять успокоила своего Всадника.

–Мы здесь, чтобы защищать, оберегать,– напомнила она.

Броуд поднялся и отряхнул ладони. Когда отчим скрылся из виду, он выбрался из укрытия и вошел в дом. Коридор был холодным и мрачным. Броуду показалось, будто стены душили его. Лестница тонула в темноте, и ступени плясали под ногами. Подойдя до знакомой двери, Броуд снова остановился. Поднял кулак. Опустил его.

Наконец он постучал.

–Кури?– до него донесся ласковый голос матери.– Ты что-то забыл?

Броуд вздрогнул. «Она кажется счастливой? Этого не может быть!»

Что он с ней сделал?

Послышались шаги, и дверь распахнулась. В проеме стояла его мать. При виде гостя, лицо ее опустилось: улыбка сменилась растерянностью, страхом, потрясением. Женщина попятилась.

–Броуд.

–Мама,– с трудом проговорил Броуд. У него пересохло в горле.– Я могу войти?

Ее губы задрожали, но потом она все же кивнула.

Броуд переступил порог – сейчас он нервничал даже больше, чем перед своим первым сражением со Скверной. В восточной части третьего кольца все ощущалось меньше и скромнее. И здесь было так тесно, о чем он уже успел забыть. В комнату едва втиснули кухонную плиту и раковину, стол и кровать. Здесь негде было повернуться двоим, а когда-то жило трое. «Неудивительно, что мы ютились здесь голова на голове». Те же окна, откуда постоянно дуло, и маленький очаг, что хотя бы как-то спасал от ночного холода.

–Мне не следовало приходить, но…

–Не следовало,– быстро произнесла женщина, отшатываясь, будто Броуд был заражен Зеленой Гнилью.