на нее. В Марокко оно было воспринято с энтузиазмом, сменившим страх перед крестовым походом. Хотя Абд ль-Малик и умер, подкошенный болезнью, его наследие с общего согласия воспринял его брат Ахмед. Провозглашенный султаном на поле боя с прозвищем аль-Мансур (Победоносный), он воспользовался не только славой победы, которая превзошла все ожидания, но и огромной добычей, позволившей ему обеспечить благорасположение армии, а также сотнями пленных, выкупы за которых принесли много португальского золота. Христианские короли стали уважать монарха, способного наносить такие удары. С этого времени они стали рассматривать шерифскую империю как державу, с которой надо считаться, посылали корабли в ее порты и послов в ее столицу Марракеш, а также домогались займов у государя, столь богатого, что его называли «Золотым» (аз-Захаби).

По сравнению с одиннадцатью другими саадийскими султанами, которые были заняты подавлением непрерывных мятежей и восемь из которых были убиты, аль-Мансур казался великим правителем. Хотя ему пришлось со времени восшествия на престол подавлять бунты в армии, раскрывать заговоры завий и сдерживать волнения берберских племен, шериф был не солдафоном, а скорее государственным деятелем, обладавшим высокой культурой, которому дела по управлению империей никогда не мешали учиться. Его учитель аль-Манджур уверял, что, имея дело со своим царственным учеником — «ученым среди халифов и халифом среди ученых», — он и сам повышал свой уровень знаний.

История Марокко знала мало таких периодов спокойствия и процветания, каким было его царствование. Шериф интересовался торговлей, которая была тогда очень оживленной, извлекал выгоды из производственных монополий, сдавал евреям и христианам в аренду сахарные мельницы, руководил военной контрабандой и богател за счет прибылей от пиратства. Он увеличил ставки налогов, которые его харка взимали весьма энергично. Мятежи, которые ему пришлось подавлять, никогда не угрожали его господству. Самый опасный из них, мятеж племен бранес, во главе которого стоял претендент ан-На-сир, потерпел неудачу из-за отсутствия поддержки со стороны Испании (1595–1596 годы).

Сначала шериф сам правил государством, проявляя при этом прямоту и решительность. Ему помогали секретари, среди которых был его историограф аль-Фиштали и один еврей. Влияние ренегатов и евреев было таково, что возбудило недовольство марабутов, повысило престиж религиозных братств и усилило враждебность к иностранцам. Тем не менее не было открытой вражды между махзеном и марабутами, и последние могли спокойно готовиться к наступлению лучших дней. Нотабли, которых в начале царствования шериф крепко держал в руках, в конце концов освободились от всякого контроля. Они не только обогащались за счет торговли и продажи пленников, но и спокойно эксплуатировали своих единоверцев.

Аль-Мансур имел собственную политическую философию, которой он руководствовался при управлении племенами. «Люди Магриба, — провозглашал он, по словам аль-Ифрани, — это сумасшедшие, безумие которых можно врачевать, лишь держа их в цепях и железных ошейниках». Применяя свои принципы, он и организовал махзен, управление Марокко, в соответствии с правилами, которые, несмотря на позднейшие видоизменения, сохранились вплоть до установления французского протектората.

Шерифская империя представляла собой федерацию племен, управляемую, или, скорее, эксплуатируемую, центральным органом, махзеном, с его военными племенами (племена гиш), освобождаемыми от налогов и наделяемыми землями, с его министрами, чиновниками, правителями и дворцовыми корпорациями. С тех пор имелось два Марокко: официальное Марокко (биляд аль-махзен), включавшее земли мусульманской общины, подлежащие обложению поземельным налогом, занятые арабскими племенами и управляемые непосредственно махзеном, и независимое Марокко (биляд ас-сиба), не только избавившееся от эффективной власти султана, но и всегда готовое посягнуть на «биляд аль-махзен». Впрочем, во времена аль-Мансура соперничество между этими двумя частями Марокко еще не проявлялось открыто, как в более поздний период. Вследствие осмотрительности султана, его престижа и силы его армии оно почти всегда было скрыто.

Как и его брат аль-Галиб, султан украсил Марракеш, который вновь обрел великолепие альмохадских времен. Для своих построек он привлекал рабочих из разных стран, даже из Европы, а также квалифицированных специалистов, и покупал итальянский мрамор, расплачиваясь за него сахаром. После победы на аль-Махазине он начал строительство дворца Бади, которое длилось пятнадцать лет. Этот дворец, полностью разрушенный Мулай Исмаилом, возвышался за стенами саадийской касбы. Для большего великолепия было вырыто несколько водоемов, выложенных керамическими плитками, над которыми возвышались раковины и которые были окружены цветочными клумбами и богатыми беседками. Проведенные недавно работы позволяют получить довольно правильное представление о планировке и пропорциях этого дворца; он был, несомненно, очень красив. По-видимому, при аль-Мансуре на священной земле, где покоились его предки, рядом с могилой марабута аль-Джазули, была построена кубба в восточной части саадийского некрополя, куда он перенес останки своей матери.

У султана был блестящий двор, где он с большой пышностью принимал иностранцев. Здесь можно было видеть влиятельных ренегатов, еврейских финансистов, христианских купцов, иностранных послов и доверенных лиц шерифа, одновременно являвшихся политическими миссионерами, деловыми людьми, а зачастую и сводниками. Особенный блеск придавался религиозным праздникам. Их распорядок был совершенно аналогичен тому, какой можно еще наблюдать в Марокко. Церемониал представления европейских послов и расточительность аль-Мансура поражали воображение. В 1579 году испанец Хуан де Медина прибыл с большой пышностью во дворец, где ему оказывали почести сто вооруженных алебардами воинов, мохазни в украшенных перьями шапочках и одетые по-турецки ренегаты. Султан, восседавший на шелковых подушках в зале, украшенном парчой и коврами, где находились восемь каидов и два черных прислужника, принял его с изысканной вежливостью, явно наслаждаясь установленным им этикетом.

Завоевание Судана. Аль-Мансур, который на своих приемах руководствовался восточным протоколом, заимствовал у турок и их военную организацию. Он даже поручил им обучение своей пестрой армии, состоявшей из ренегатов, андалусцев, негров, кабилов и выходцев из Османской империи. Поход на Судан он возложил на отряд, почти полностью укомплектованный ренегатами и христианами.

С тех пор как альморавиды свергли языческих властителей Ганы и исламизировали правящие классы западного Судана (XI век), между Марокко и негритянскими странами установились тесные связи. Мандингские государи Верхнего Нигера поддерживали постоянные дипломатические отношения с султанами и обменивались с ними подарками. Когда их вытеснили сонгаи восточного Нигера (конец XV века), Марокко в течение почти ста лет проводило интеллектуальную и религиозную колонизацию Судана, посылая туда ученых и благочестивых миссионеров. При династии Аския, правившей в Гао (1493–1591 годы), магрибская цивилизация утвердилась в городах Уалата, Томбукту, Дженне и Гао.

Завоевание Судана аль-Мансуром положило конец мирным отношениям и разорило страну черных. Оно было вызвано духом наживы. Султан с вожделением смотрел на соляные копи Тегаззы (в 150 км к северу от современных соляных разработок Таодени); благодаря эксплуатации которых император Гао получал большую часть своих бюджетных ресурсов. В 1581 году он овладел оазисами Гурара и Туат, а в 1583 году