Шрифт:
Закладка:
Натянув свитер, глянул на себя в зеркало – интересно было, изменился он после Посвящения или нет? Казалось, что повзрослел сразу лет на десять. Иллюзии-то – тю-тю! Добрая Филька, ага. Заботливые учителя. Все для детей!
Сейчас, три раза.
Им вчера популярно все объяснили. Их учат, защищают, развивают паранормальные способности. А они потом отрабатывают. Не пять лет, не десять, а всю жизнь. Служат посредниками между нормальными людьми и «Той Стороной». Хранителями равновесия, елки.
Дон передернул плечами и взъерошил и без того растрепанные волосы.
Из зеркала смотрел такой же Дон, как и вчера, никаких вам морщин мудрости или седой прядки а-ля Эраст Фандорин[45].
Ну и хорошо. Ну и в пень вас всех! У меня сегодня выходной ото всех ваших оборотней и водяных, буду пить пиво и рисовать, вот!
Желание рисовать оказалось очень кстати. Когда Дон с Илюхой вернулись из магазина, нагруженные массандровским вином, пивом и едой, теть Мила попросила Дона нарисовать портрет Ильи. Она изящно пошутила, что когда состарится и разорится, продаст его на «Сотбисе» за миллион денег и купит себе собственный дом престарелых.
Илюха на эту шуточку нахмурился, но ничего не сказал. Видимо, не все гладко в Датском королевстве.
А вообще он оказался нормальным парнем, без лишних понтов. Тоже художником, в этом году поступил в Муху.
Только, в отличие от Дона, его привлекала не столько графика и скульптура, сколько масло и фотография – уже после портрета, под пиво, он показал кое-какие свои работы. На взгляд Дона, не хуже тех, что временами висят в «Дель Арте», и уж точно лучше большинства того, что постоянно уродует питерский Дом художника. Пока великовозрастные девочки пили вино и обсуждали безвременную кончину очередного маминого романа, Дон с Илюхой поиграли в стрелялки, потрепались за жизнь… и как-то незаметно суббота перетекла в воскресенье, за стеной то смеялись, то плакали под переводную Одри Хепберн…
И только вечером воскресенья Илюха взял пьяную и сонную теть Милу на руки, отнес в джип и погрузил на заднее сиденье, чтобы везти домой.
А ведь Илюха искренне любит свою Милочку, подумалось Дону. Это ж всегда видно – как смотрит, как говорит о ней, как рисует. Его портрет на альбомном листе остался Дону, чтобы ему тоже было что через полсотни лет продать на «Сотбисе» за миллион денег. И номер Илюхи в телефоне.
– Увидимся, – улыбнулся тот на прощание.
– Увидимся.
Выходные удались. По крайней мере, до понедельника Дон не вспомнил больше ни о школе, ни о Фильке.
Ни о Киллере.
Зато с этой мыслью проснулся.
Потому что Киллер ему снился. То ли Киллер, то ли Виола. Во сне снова были болота, ночь, костры и танцы, и они танцевали вместе, Илюха их фотографировал – а потом Дон целовал Виолу, и это было самым правильным делом на свете.
И тут прозвенел будильник.
Чтоб ему!.. то есть его! Такой сон спугнул! А ведь Виола только-только отвечать начала! И прижиматься, и… под ложечкой приятно екнуло, Дон смущенно хмыкнул и потер горящие от поцелуя губы. Надо обязательно, обязательно поцеловать ее наяву, это точно будет так же здорово, как во сне. Она такая…
Черт! О чем он только думает! Нет никакой Виолы, совсем нет, есть Киллер. И это Киллер ему снился в виде девчонки! И Дон почти влюблен в эту девчонку! Тьфу, дикость какая, он не голубой – в друге девчонок видеть! Он – нормальный!
Это все глюки проклятого болота! Вот какого лешего ему и позавчера казалось, что Киллер ведет себя как девчонка? И двигается иначе, и сидит, сдвинув колени, и держится слишком близко, все время – в обнимку… Глюки! Все глюки. Вот сейчас Дон приедет в школу, увидит Киллера и убедится: глюки остались на болотах, где им и место.
Все, больше никогда не курить болотной травы, не нюхать этой травы и даже не вспоминать эту траву! Даешь здоровый образ жизни, правильную ориентацию и крепкую психику.
А Киллер – парень, отличный друг и ничего больше!
Отличный парень, друг и ничего больше подъехал к школе одновременно с Доном, помахал рукой и поставил байк рядом. А потом стянул шлем и солнечно улыбнулся:
– Утра, Дон!
– Утра, Киллер! – ответил Дон, повесил шлем на руль и рассмеялся от избытка чувств. Все в порядке, здорово же, что все в порядке!
Киллер – самый обыкновенный Киллер, никаких вам наваждений и странных желаний.
От радости Дон обнял его за плечи, лучший друг ответил тем же – и Дон едва не шарахнулся. Что он там думал про наваждения? Сглазил, точно сглазил! Не может Киллер к нему прижиматься грудью, потому что нет ее у Киллера! Нет и не было!
А теперь – есть. Да нет, бред, это остатки сна бродят в голове, это просто показалось! Или нет? Тьфу ты, надо просто проверить! Взять и проверить.
Дон решительно тряхнул головой и сунул руку Киллеру под куртку. Нет, не показалось! Точно – есть! Вот же…
Киллер отшатнулся с ошарашенным и оскорбленным видом.
– Твою мать, – сказал Дон.
– Совсем охренел, – сказал Киллер.
То есть сказала… Киллер….ша? То есть непонятно кто, понятно только – что врал (врала?), водил за нос (водила?) и вообще насмехалось оно! Над Доном насмехалось, пока Дон страдал и сомневался! Он же думал, что у него шиза, что в парне мерещится девчонка, а на самом-то деле ничего не мерещилось!..
Вот же…
А еще друг называется!
Бывший друг, еще секунду попялившись на Дона, развернулся и ушел к школе. Твердой походкой, прямой (прямая), словно палку проглотил (проглотила).
Ну и правильно, пусть уходит! И ничуточки не жаль! И хватит думать об этом, об этой – предательнице!
Пнув в колесо ни в чем не повинный байк, Дон тоже пошел к школе. Как раз очень кстати подошел Ромка, протянул руку –
