Шрифт:
Закладка:
От концепции мизансцены Ромку отвлекла Филька, прямо перед кабинетом Гремлина.
– Дон, идем, – велела она.
За ее спиной уже мялся, сунув руки в карманы джинсов, Киллер. То есть мялась. Пф!
Оставив Ромку, тут же переключившегося на вещание Арийцу и Ришелье, Дон пошел за Филькой в ее кабинет. Старательно не замечая бывшего друга. Впрочем, Киллер – или как ее там? – отвечал тем же, разве что не насвистывал.
Дверь в кабинет Филька заперла. И ключ в скважине оставила. Новое дело! Да ни разу такого не было… И даже поудивляться странностям времени не дала.
– Дон, присядь. Морена, ты тоже.
Дон фыркнул, демонстративно отвернулся от предателя и сел на свое обычное место. За четвертую парту. Киллер, так же демонстративно, – за первую. Ну и пожалуйста, и ни капельки Дона это не волнует, вот. Так даже лучше.
И нечего Фильке тут морщиться! И глаза возводить к потолку тоже нечего!
– Сядьте рядом.
Дон набычился.
– Еще чего!
– Не собираюсь я с ним рядом!
– Ну и дура!
Дон бы точно сказал предательнице еще что-нибудь ласковое, но Филька схватила указку и постучала. Как на первое сентября, аж зубы заныли.
– Тихо. Сядьте рядом. И послушайте внимательно. – И указала на первую парту.
Пришлось пересесть. Но так, чтобы не коснуться ненароком этой, этой…
Филька снова поморщилась.
– Детский сад. Ладно, что поделать. Дон, сперва с тобой. Твою соученицу зовут Виола Морена. Ничего не говорит? Вижу, думать ты пока не можешь. Хорошо, я напомню. В мае я давала тебе статью об ограблении в музее, помнишь?
Дон хмуро кивнул: мол, помню… вспомнил заодно дневник Челлини и его сумасшествие по Виоле – и разозлился. Вот же паучиха эта Филька! Целую сеть сплела, ни слова правды, одни интриги! И теперь небось скажет только маленький кусочек правды, а все остальное соврет. И Морена такая же!
Филька сдвинула брови и опять постучала указкой.
– Не отвлекайся. Вспоминай статью, ну? Что там говорилось?
– Неизвестные вандалы разбили гитару. Дочь хозяина замка пропала, полиция подозревает похищение, – буркнул Дон и покосился на Морену: не похоже, чтобы ее кто-то похищал.
Морена его проигнорировала, а вот Филька одобрительно кивнула.
– Все верно. Кроме похищения. На самом деле, Дон, Виола имела несчастье заинтересовать одного… – и замолчала, явно подбирая слова. – Маньяка, пожалуй. Именно он пробрался в замок и пытался ее похитить. К счастью, не удалось. Тогда отец Виолы спрятал ее здесь, в Петербурге, в нашей школе. Но после Посвящения маскировка исчезла и теперь… теперь, к сожалению, найти Виолу не составит труда. Еще и потому, что тот… маньяк в самом скором времени прибудет в Петербург. Если уже не прибыл.
– Какая мас… маскировка? – подала голос Морена.
Голос был удивленный. Хорошо притворяется или ее тоже, того, Филькиной паутиной накрыло?
Эй, Дон, ты что, готов уже оправдать все ее вранье только потому, что она сделала жалобные глазки? Нет уж.
Филька посмотрела на Морену поверх очков.
– Своим одноклассникам ты казалась юношей. Себе тоже. – И посмотрела на Дона в упор. – Отец Виолы в прошлом был одним из ведущих мировых специалистов по коррекции психики. Психику Виолы он, разумеется, тоже правил, иначе она обязательно выдала бы себя. Девочка, как ты понимаешь, не способна долго и успешно притворяться мальчиком.
Дон невольно поморщился. Вранье Фильки было каким-то слишком откровенным и натужным. Теряет квалификацию? Специалист, мать вашу! Такой же, как сама Филька, да? Лет пятисот от роду, что за хрень такая – науке неизвестно.
И, получается, Морена-то – тоже хрень, науке неизвестная? Если уж она дочь своего папаши? Вот же засада! Угораздило влипнуть, как будто мало было ему Челлини на ПМЖ в собственной голове и всей этой жути на болотах, теперь еще и тут, в одном классе.
Песец. Северный полярный.
– Ага, – сказал Дон почти спокойно. – Я понял. Маньяки, конспирация, специалисты и все такое. От меня-то что надо?
Филька посмотрела на него укоризненно.
– Вашим одноклассникам не следует знать лишнего. Я скажу, что это последствия Посвящения.
И кивнула на Морену. Вот уж точно – это! Иначе и не скажешь!
– А ты, пожалуйста, постарайся вести себя так, как будто ничего не произошло.
– Бред какой-то, – буркнула Морена под нос.
Тут Дон был полностью с Мореной согласен. И вообще, досталось ей: собственный папаша «психику подкорректировал». Хоть верится и с трудом, но зная Фильку – мог. Легко. Вот как она после убийства Поца им всем подкорректировала.
Офигеть не встать, школа! Паноптикум, блин. Кунсткамера.
– То есть вести себя как дебил, который под собственным носом ничего не видит? Ладно. Мне-то что. Могу прямо сейчас и начать.
Дон свел глаза к носу и сделал лицо олигофрена.
Филька одарила его убийственным взглядом.
– Я надеялась, Дон, что ты осознаешь серьезность положения.
– Я осознал, Фелициата Казимировна. – Дон передернул плечами. – И серьезность, и положение. Если вы соизволите внятно объяснить, как я должен реагировать на то, что мой друг стал девочкой, я буду неукоснительно следовать вашим инструкциям.
Филька посмотрела неожиданно грустно.
– Постарайся не забыть, что твой друг – по-прежнему твой друг, Дон. В конце концов, что изменилось, кроме пола?
Что изменилось? Она еще спрашивает, что изменилось?! Ну да, для нее-то – ничего. Как не было доверия, так и нет. Это не она верила Учителю чуть больше, чем самому себе. Не ее обманули и используют. Действительно, какие пустяки, выеденного яйца не стоит!
– Не забуду. Что-то еще? Вы сразу предупреждайте, а то вдруг вы скажете прыгать, а я не буду знать, в какую сторону.
Филька поджала губы. Качнула головой.
– Кажется, я тебя переоценила. Ну что ж, можете идти.
Подхватив рюкзак, Дон обернулся к Морене, попробовал улыбнуться:
– Идем, что ли, мадемуазель Морена.
В конце концов, может быть, ее тоже использовали втемную, как и его.
Но в ответ получил лишь злобный взгляд.
Морена закинула свой рюкзак на плечо и пошла вперед, к двери. Распахнула ее пинком. А за дверью обернулась, уставилась Дону в глаза.
– Вранье! Никто меня не похищал. Он за гитарой приходил!.. он… а я… а Филька… – Она сглотнула и нахмурила брови. – Не нужно со мной нянчиться! Я сама разберусь! Вот!
Резко развернулась и почти побежала прочь, к Гремлинской аудитории.
А Дон от такой несправедливости остолбенел. Он хотел как лучше,
