Сценарий «Андрей и злой чародей» тоже принимался трудно, и фильм не жаловали похвалой. Но как видно из протоколов худсовета, многие слабые места фильма – результат мощного коллегиального натиска. Тем любопытнее отзыв сильнейшего советского киносказочника Леонида Нечаева. На первом просмотре материала в сентябре 1981 года он заметил:

«Нечаев: На роль Звезды девушка плохая – это ясно. А говорить о монтаже, которого нет, и о материале, который не снят, как можно? Милляр старый, ему трудно с текстом – это видно. Отличная сцена с медведем – столкновение реального медведя с нереальностью.

Харлан (об актрисе): Все говорила на пробах: вот она. А что теперь делать?»100.

Спустя четыре месяца, на первом просмотре фильма в декабре 1981 года Леонид Нечаев высказал еще одно характерное мнение:

«После просмотра было ощущение, что Харлан, как леший, путал нас. Сейчас можно сказать, что картина выстроилась, ясна задача и мысль. Простота ее приятно радует, не надо забывать, что картина для детей младшего возраста. Появились новые кадры и очень хорошие. А музыка очень плохая от начала до конца. Разностилья в картине еще много. Очень хорошо, что много ушел Милляр. Ушла противность от Путеводной Звезды. Приятно увидеть, что сюжет, оказывается, был в картине. <…> Сказка была очень слабой, надо быть внимательнее и серьезнее в отборе материала. Но объединение (ПТО «Телефильм». – Прим. авт.) еще хорошо выпуталось из плохого положения»101.

Несмотря на неказистость, близнецы-братья Андрей и Янка своими квазифольклорными путешествиями, былинным и ярмарочным, заполнили удивительную нишу в белорусском детском кино, в которой не было особенной нужды, пока ее заполняли созданные на центральных студиях, русские сказки Александра Роу и Александра Птушко, – нишу народных сказок. Ими и ограничился стилистический эксперимент с национальной подложкой, оставив в детском кино малозаметный след. Но он еще неожиданно проявится в 2000-х, когда аллегорический герой станет хараќтерным и вновь отправится в бестолковый путь ради спасения мира, пошловатого и неказистого, но уже не фольклорного, а фантастического. Так начнется семейное кино, чьим прообразом были «Пастух Янка» и «Андрей и злой чародей».

Призрак города мастеров

В 1983 году произошло знаменательное событие – после десятка с лишним лет работы на киностудии имени Горького на «Беларусьфильм» вернулся Владимир Бычков. Его возвращение принесло белорусскому кинематографу еще две заметные киносказки – «Осенний подарок фей» в 1984 году и «Полет в страну чудовищ» в 1986-м. Мир в фильмах Бычкова всегда устроен по-разному, но в этих непохожих фантазиях, созданных для разных зрителей и наполненных разной эмоциональной интонацией, легко уловить призрачные черты того самого Города мастеров.

Залитый музыкой «Осенний подарок фей» создан по мотивам сказки Андерсена «Калоши счастья». Его легко назвать философской сказкой для взрослых, потому что детям будет сложновато объять такой насыщенный, сгущенный, слоистый мир. Но философской сказка тоже притворяется, ее единственная начинка – поэзия, поэтические упражнения, трюки, игры, вольный поэтический пересказ Андерсена. Этим фильм насторожил поклонников его нежной сказки, от которой взял только главный мотив. Остальное, по деспотичной привычке Бычкова, переиначено и перетолковано, поэтому не следует обвинять фильм в том, что он далек от сказки, а «сказка лучше». Фильм отличается от нее, как живая жизнь от биографии, даже прекрасной биографии пера Андерсена, который пленяет читателя одним существованием феи Печали, словно печаль тоже близка волшебству. Скажем так: Андерсен изложил только начало истории, а Бычков показал, что было, когда после первой неудачи с башмаками фея Счастья решилась осчастливить людей во второй раз.

Здесь следует, пока не поздно, уточнить, что ставить «Волшебные калоши» Бычкова собирались еще в 1980-м, но директор киностудии Евгений Войтович попросил Госкино СССР заменить эту постановку фильмом «Дочь командира». Вероятно, по той весомой причине, что «Дочь командира» могла закрыть сразу два важных плановых раздела: и детский фильм, и фильм о войне. Впрочем, в тематическом плане «Волшебные калоши» появились еще раньше. В июле 1978 года сценарно-редакционная коллегия обсудила второй вариант литературного сценария, и это было кратчайшее обсуждение в истории «Беларусьфильма». Вот оно целиком:

«Буравкин: Считаю, что это готовый литературный сценарий.

Гаврилкин: Сценарий готов.

Поляков: Приятно возвращение на студию такого режиссера, как Бычков.

Булавина: Очень большая работа. Сокращено количество персонажей с калошами. Фонарщик обходится без калош.

Решение: Литературный сценарий принять. Послать в Госкино СССР.

Главный редактор ПТО художественных фильмов В. Д. Булавина»102.

Первый вариант литературного сценария обсуждался гораздо дольше, но и он 28 марта 1978 года снискал радушное одобрение худсовета, а Владимир Бычков после долгого отсутствия на «Беларусьфильме» был встречен сердечно. Он только что закончил работу над экранизацией андерсеновской же «Русалочки» и философски относился к появлению Андерсена в его творчестве: «Два года я работал над «Русалочкой» и одновременно думал об Андерсене. Я бы сейчас всеми силами мечтал уходить от детского кино. Мы хотим поискать взрослый прием, поискать серьезные разговоры. Работа над Андерсеном дает большое творческое удовлетворение. Это великая поэзия»103.

Самый ранний вариант сюжета не сохранился в студийном архиве, но по заявке на литературный сценарий можно понять, что в сказке Андерсена сценарист Анатолий Галиев видел совсем другую историю, не ту, которую тот излагал, и даже не ту, которую спустя шесть лет поставил режиссер:

«В основе сюжета лежит рассказ о том, как шалунья фея пожелала стать взрослой и что из этого получилось. Ведь для того, чтобы стать взрослой, ей нужно было сделать какое-нибудь доброе дело. Фее очень нравился веселый, молодой фонарщик, который, зажигая фонари, всегда радовался и пел песни, но жил в большой бедности. И она решила осчастливить его, конечно, с помощью волшебных калош.

Однако по воле случая волшебные калоши попадают то к писарю, то к художнику, то к поэту.

Волшебные калоши исполняют все желания, выказанные вслух или даже появившиеся в мыслях. Но, как ни странно, никто не становится счастливым. Писарь умирает от зависти, художник из-за своей чрезмерной жадности теряет самое дорогое, что у него было, – любовь, хвастун поэт тоже остается ни с чем.

Когда наконец волшебные калоши надевает фонарщик, то и ему они не приносят счастья, потому что для него счастье в любимом деле, а, перестав зажигать по вечерам свои фонари, он совсем загрустил.

Только фея, повзрослев и влюбившись в фонарщика, становится абсолютно счастливой»104.

Кажется, сюжет впоследствии сильно изменился не оттого, что сценарий залежался на студийной полке, а потому, что в первоначальной истории не было духа города мастеров, чтобы рассказать новую сказку о тоске по свободе. В режиссерском очерке заметны смутные знаки того, что его черепичные крыши Бычков видел