Кто невредим домой вернется, тот

Воспрянет духом, станет выше ростом

При имени святого Криспиана.

Кто, битву пережив, увидит старость,

Тот каждый год и канун, собрав друзей.

Им скажет: «Завтра праздник Криспиана»,

Рукав засучит и покажет шрамы:

«Я получил их в Криспианов день».

Хоть старики забывчивы, но этот

Не позабудет подвиги свои

В тот день[32].

Уильям Шекспир. Генрих V

Глава сороковая

Для кого-то Рождество 1937 года стало временем надежды, а для кого-то — глубокой тревоги. Обитатели дома на мысе Полумесяц испытывали и первое, и второе. Надежды возлагали на Дженни Каугилл и малыша, который со дня на день должен был появиться на свет. Тревога объяснялась зловещей политической ситуацией в Европе.

Марк и Дженни рассказали о своих приключениях в Испании; их слушали, затаив дыхание. Они рассказывали о людях, с которыми подружились, о судьбах тех, с кем им пришлось рядом жить. Поведали и о том, как на борту корабля Марк решил, что они должны пожениться, и попросил об этом капитана.

— Это было так волнительно! — воскликнула Дженни. — Капитан был страшно горд, когда мы его об этом попросили. Вокруг были сплошь незнакомые люди, но нас это не волновало.

Родные немного расстроились, что пропустили такое событие — на мысе Полумесяц его бы отметили с размахом, — но, помня о любви Марка и Дженни к сюрпризам, порадовались за молодых.

Для Марка, теперь уже мужа Дженни, который отнесся к своей роли родителя весьма серьезно, зима стала временем хлопот. Он поступил на работу младшим продавцом в компанию по торговле шерстью «Фишер-Спрингз» и пропадал в конторе; вдобавок у него появилось новое хобби, которому он посвящал всего себя. Вдохновленный уроками испанского товарища, Марк стал проводить много времени в отцовской столярной мастерской в бывшей конюшне за домом на мысе Полумесяц. Сонни объяснил ему, как пользоваться сложным оборудованием, и вскоре Марк стал умелым работником по дереву. К ним присоединился и Билли, не желавший ни в чем уступать отцу или старшему брату, и втроем они смастерили множество практичных и красивых предметов обстановки для дома.

Некоторые вещи изготавливались втайне и были представлены домашним лишь в утро Рождества: именно тогда, к восторгу и изумлению Дженни, ей вручили кроватку и качающуюся колыбельку с прелестной резьбой и окрашенную вручную. Но к появлению малыша готовилась не только мужская половина дома; будущая мать, две будущие бабушки и прабабушка часами вязали и шили одежду и прочие необходимые вещицы. А несколько пар пинеток Дженни связала теми самыми спицами, которые ей подарили в Испании, — с момента своего возвращения на родину она хранила их, как самое ценное сокровище.

Рассказы Марка и Дженни об увиденном в Испании лишь усугубили растущее беспокойство Сонни и других директоров «Фишер-Спрингз» по поводу событий в Европе и во всем мире. В начале 1938 года Германия зажала соседей в тиски, аннексировала Австрию и Судетскую область и в то же время усилила гонения на ненавидимых фашистами евреев. Ту же политику перенял приспешник Гитлера Муссолини в Италии. В то время как жестокие свидетельства силы Германии становились все более очевидными, во Франции рухнуло очередное правительство, продемонстрировав слабость политической системы, которой не хватало сильного и убедительного лидера. А на другом конце евразийского континента боролись за власть Китай, Россия и Япония: у японцев имелись имперские амбиции на Китай и Сибирь.

Майкл Хэйг и Саймон Джонс следили за тревожным развитием событий, опасаясь не только за бизнес, но и за семью. Сын Майкла и Конни служил во флоте; при вступлении Британии в войну это коснулось бы его напрямую. Но самой сильной и непосредственной опасности подвергался Джошуа, сын Саймона и Наоми. Не считая редких односложных посланий от Идрита Пойнтона, Саймон и Наоми не получали вестей от сына два года; затем он неожиданно приехал на четыре дня и снова отбыл сначала в Лондон, а потом в неизвестном направлении.

* * *

Тревога о будущем заставила наших героев решиться на поступки, которых они, возможно, и не совершили бы, если бы не угроза войны. В Австралии Филип Фишер и Амелия Баксендейл перешагнули через изначальное нежелание пожениться и все-таки вступили в брак. Церемония прошла скромно; на ней не присутствовали ни семья жениха, ни родственники со стороны невесты, а единственными гостями были друзья по теннисному клубу.

Через два дня после этого события зять Филипа Дэнни Мэллой неожиданно явился к Финнеганам. Луиза говорила с ним ледяным тоном, но Дэнни попытался загладить вину.

— Я решил уволиться с овцеводческой станции, — сказал он. — Овцевод из меня никакой, и мне такая жизнь не подходит. Я бросил пить. С тех пор как Дотти ушла, я не ни разу развлекался в городе; ездил туда только за продуктами. Я решил пойти в армию; уже записался добровольцем. Ребята говорят, будет война; тогда меня пошлют за океан. Прошу лишь об одном: разрешите мне писать Дотти. Не знаю, где она сейчас, но, если вы согласитесь пересылать ей письма, я буду рад. Как знать, может, она и читать их не станет или даже захочет порвать и выбросить; я ее винить не буду, но, если я смогу ей писать, мне это очень поможет.

Увидев, что Дэнни раскаивается, Луиза сжалилась.

— Я ничего не обещаю. Спрошу Дотти, хочет ли она получать от тебя письма. Большего не жди.

Дэнни согласился и вскоре покинул дом. Он медленно шагал по дорожке, а Луиза смотрела на него с порога. Он казался потерянным и сломленным, а от его дерзкого грубоватого обаяния не осталось и следа.

* * *

Эндрю Майкл Каугилл был недоволен. А когда он был недоволен, все, кто находился в зоне слышимости, об этом знали. Если кому-то не нравился его громогласный яростный крик, Эндрю Майкл этого не замечал или же не интересовался чужим мнением. Его могли бы посчитать невежливым, даже невоспитанным, ведь он присутствовал на великолепном празднике, устроенном специально в его честь.

Одет Эндрю Майкл был в довольно странное платье, в котором не пристало разгуливать юному джентльмену. Из теплой удобной кроватки его переместили в незнакомое и холодное здание, где гуляли сквозняки. Длинная очередь у входа ничуть не улучшила ему настроение. Дело было в начале марта, дул холодный северо-восточный ветер, и целая толпа чужих и весьма бесцеремонных людей позволяла себе брать его на руки, щипать и осматривать со всех сторон.

Ситуация не улучшалась. Сначала раздалась очень странная и громкая музыка, отдававшаяся эхом от высокого потолка этого незнакомого места. Музыка сопровождалась нестройным пением. Эндрю Майкл надеялся, что, когда этот