«Почти дежавю того, что случилось в Вайоминге, – написал он в письме Джинни три дня спустя. – Глыба льда откололась, и я упал. А когда пытался остановить падение, плечо вылетело». По ледопаду они с Эдом шли в связке. «Мы все делали правильно. Не повезло! Спустились кое-как с ледника, добрались до морены, и Эд побежал за русским врачом», – писал Скотт.

Доктор ввел пострадавшему морфий, а потом попытался вправить вывих. В базовом лагере в палатку Скотта пришли альпинисты, чтобы поддержать его. Решили, что Скотт восстановится в течение нескольких дней, а затем отправится назад, в Асколе, в Исламабад и улетит домой. Но прошло несколько дней, потом еще несколько, а Скотт все не уезжал. Он любил сидеть в базовом лагере и общаться, будучи всегда мотивированным на восхождение. Теперь же Скотт оказался в непривычной для себя роли зрителя на горе.

Безусловно, он был мастером скоротать время в палатке. В шторм высоко на горе ему нужны были только книга, шахматы и кто-то, с кем можно поговорить, и часы пролетали незаметно. Но ждать в базовом лагере, получится ли восстановиться после травмы, – тут требовалось терпение иного рода. Скотт чувствовал, как теряет силы и акклиматизацию. К2 нависала рядом – стоило лишь выглянуть из палатки, а он ничего не мог сделать. День шел за днем, а ледоруб и кошки лежали на камне у палатки. «Скотта это расстраивало, – говорит Чарли Мейс. – Он привык быть сильным и стойким. И вот перед ним гора-мечта, а он потерял все, упав у ее подножия».

«Мне очень впечатлило, как Скотт ждал и давал себе время на выздоровление, – вспоминает Нил Бейдлман. – Остальные альпинисты работали на горе, и я думаю, что любой бы на месте Скотта пал духом. Но он держался».

Врожденный оптимизм Скотта помог пережить первые дни восстановления. «Я не унываю, – писал он Джинни. – Плечо заживет. Настолько, что я смогу подняться на К2. Так и будет. Правда». Было очевидно, что по возвращении домой потребуется операция. Ему уже оперировали другое плечо, и перспектива снова лечь под нож не прельщала. «Сейчас очень больно, – неделя ожидания дала Скотту достаточно времени, чтобы изложить свои мысли на бумаге. – Эта экспедиция стала приятной в том смысле, что я ни за кого не отвечаю. Это большая перемена, такого никогда еще не было. Мне нравится большинство ребят. До падения я был одним из самых сильных альпинистов тут. Эд очень сильный. Я едва поспевал за ним. Мы хорошие партнеры, я думаю».

Он также внимательно следил за успехами восходителей. «Сейчас установлены три лагеря на горе. Четвертый должен появиться в ближайшие пару дней или около того. Думаю, что буду готов где-то через неделю… И тогда пойду наверх».

Но прошло еще несколько дней, а Скотт по-прежнему был вынужден сидеть в лагере. «Теперь я бездельничаю, – признался он. – Сейчас очень подавлен. Я не уверен, что станет лучше и что получится взойти. Сижу здесь, мучаюсь, трачу жизнь впустую». Он открыл чистую страницу в блокноте и снова обратился к Джинни: «Знаю, что ты посоветуешь: возвращайся домой. Но это так трудно. Моя самооценка настолько связана с физическим состоянием, что теперь я чувствую себя никчемным. Может быть, я обманываюсь, думая, что парень с перевязанной рукой (даже я) может взойти на К2».

Прошло еще три дня. «Боже, как я скучаю по своей семье, – написал он. – Почему я здесь? Я катаюсь на каких-то эмоциональных американских горках. Когда начал писать письмо, все было прекрасно, а сейчас плакать хочется. Знаю, что не должен, но боюсь, что все взойдут на гору без меня и тогда я буду думать, что снова потерпел неудачу. Ненавижу неудачи!»

Скотт прождал две недели, борясь со скукой и разочарованием, болью и депрессией. Большую часть времени он сидел один в палатке, стесняясь, что другие видят его с перебинтованной рукой. В конце концов он понял, что с него достаточно. Раньше тоже было больно, и он справился с болью. Разве не он всегда побеждал? Надо лишь приложить больше сил, больше энергии Брюса и пройти и через это.

Скотт сообщил другим альпинистам, что ему надоело сидеть без дела и он готов вернуться на К2. Узнав, что очередная группа планирует на следующий день поднять грузы в верхние лагеря, Скотт сказал, что пойдет с ними. Эд помог закрепить ремень вокруг запястья и привязать его к обвязке, чтобы Скотт не смог поднять руку настолько высоко, чтобы снова вывихнуть плечо.

На следующее утро погода ухудшилась, и многие альпинисты отложили выход, но Скотт отправился наверх. Идя в одиночку сквозь снежную бурю, он хотел понять, сдюжит ли. Скотт прошел по ледопаду, миновав трещину, в которую провалился недавно. Когда он добрался до провешенных на склоне веревок, то пристегнул жумар к перилам и, пользуясь только здоровой рукой, медленно пошел вверх. С большими усилиями ему удалось подняться до первого лагеря. Скотт забрался в палатку, растопил снег для питья и немного поел.

Подъем наглядно показал, что он уже знал и так: он был не в форме, все еще болен и к тому же потерял акклиматизацию. Однако Скотт проигнорировал очевидное и на следующий день продолжил одиночный подъем, добравшись до лагеря II. Если в дальнейшем силы вернутся и получится приспособиться действовать одной рукой, он готов был терпеть боль. А если нет? Скотт даже не думал об этом. Для верности он провел во втором лагере еще одни сутки. «Я просидел наверху четыре дня и три ночи в очень плохую погоду, – записал он, спустившись. – Сейчас я в базовом лагере уже три дня и чувствую себя все лучше и лучше».

Скотт прошел испытание и пришел к выводу, что больное плечо не является ни препятствием, ни оправданием. Для остальных возвращение Скотта было чем-то из области фантастики. «Он был силен как бык, – говорит Чарли Мейс. – Он восстановился после травмы гораздо быстрее, чем можно было ожидать, и продолжал веселиться».

Скотт чувствовал, что в состоянии совершить восхождение. Но сейчас в этой в игре стали меняться правила, что не могло не подстегивать. Все экспедиции находилась в базовом лагере уже более месяца, и погодное окно для подъема на К2 стремительно закрывалось. Длительные периоды плохой погоды деморализовали некоторых альпинистов, которые посчитали, что в этот сезон гора останется нетронутой. Кое-кто уже собрал снаряжение и отправился назад, в Асколе.

Но в первый день